Человек хотел добра
Шрифт:
— Ты, голубь, приходи уроки ко мне делать, — говорила она на прощанье. — Никто тебе здесь не помешает.
В следующие разы, когда Вера начинала вертеться перед зеркалом, накручивать волосы на бумажки-жгуты, тихонько напевать и смеяться чему-то своему, я молча одевал Таню, собирал тетради:
— Это куда? — с поддельным удивлением спрашивала сестра.
Я ее перестал понимать. Молчит, молчит, потом вдруг бросится к Тане, поцелует и скажет: «Разве я вас оставлю! Никогда!» Нервничает, если Николай задерживается, суетится, когда он
Глава шестая
Пашка и Корешок
Витька Голубин о себе говорит так:
— Я могу и еще хуже учиться, потому что у меня способностей нету.
Кто ему внушил про плохие способности, неизвестно, но он верил этому и учился из рук вон плохо, нисколечко не старался. Получит двойку — спокоен, выгонят из школы — не приходит день, два. В конце концов за ним посылают: по закону о всеобщем обучении нельзя ученика оставлять без внимания. Мать у Витьки хорошая, никогда не била его, но тяжело переживала все неудачи сына, уговаривала. Только ее уговоры мало действовали.
Однажды идем мы с Толькой Уткиным в школу, слышим — кричит кто-то. Оглянулись: несется Витька Голубин. Он уже нагонял нас, но вдруг поскользнулся и упал.
Витька стал уверять нас, что дальше идти совсем не может и если, значит, мы настоящие друзья, то должны его вести. Он обнял нас за плечи, и мы пошли.
Витька еле передвигал ушибленную ногу. Сначала нас все перегоняли, а около школы мы совсем остались одни.
— Опоздали! — забеспокоился Толька и подавленно добавил: — Из-за тебя, Голубок. Нелли Семеновна теперь покажет…
— Что ты! — глупо хмыкнул Витька. — Какая Нелли Семеновна! Первый урок — география, у меня записано.
Сверили по дневникам. У Витьки первый — география, у нас — алгебра. Значит, он неправильно списал уроки, напутал.
В школу мы пришли притихшие. Подталкивая друг друга, стояли около класса. Витька говорит:
— Тольке Уткину первому идти, ему ничего не будет.
Так и порешили.
Нелли Семеновна встретила нас взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Она была очень строгая.
— Здрасте! — сказал Толька и быстро сел за парту.
Учительница не успела моргнуть, так это у него быстро получилось. Мы тоже хотели сесть по его примеру, но не тут-то было.
— Почему опоздали? — спросила Нелли Семеновна.
— А я сейчас расскажу, — заторопился Витька. — Мы, значит, шли… Нет, они шли, а я их увидел. Упал, меня и повели…
Вот так объяснил! Уж лучше бы молчал. Когда он, прихрамывая, побрел к парте, Нелли Семеновна тихо и внушительно сказала:
— Выйдите из класса! Все! Да, да, и ты, Уткин!
Она решила, что Витька ее дурачит.
Мы очутились в коридоре. Обидно, конечно, что все так глупо вышло. Уткин совсем растерялся,
— Видал! — отозвался он. — Даже не спросила, отчего и как. — И, словно раскаиваясь, продолжал: — А все из-за меня. Влетит вам теперь на следующем классном часе, и в «коленкор» попадете.
Последнее испугало Тольку еще больше.
— Ну да?! — не поверил он.
— Точно в «коленкор», как пить дать.
У нас в школе заведен интересный порядок. Провинишься — вызывают к директору. Там тебя не ругают, не совестят, а дадут в руки толстую тетрадь в коленкоровом переплете — вот и пишешь в ней: я такой-то, сделал то-то, обещаю, что больше этого не повторится.
Знаменитая тетрадь! Сколько в ней корявых росписей!
Другой уже давно окончил школу, стал взрослым, а из этой тетради — «коленкора» и сейчас можно узнать, что когда-то он приносил в класс нюхательный табак и, уличенный в этом, уверял, что табак дала бабушка как средство против насморка.
Или любят у нас в поселке играть в шары. Соберется человек двадцать, и у каждого свой шар: красный, голубой, оранжевый, черный — кому какой цвет нравится, тот в такой и красит. Игра простая, но не так-то легко выиграть. Надо так толкнуть ногой свой шар, чтобы он попал в чужой. Опытные игроки попадают в чужие шары «навесом». У них шар не катится по земле, а летит по воздуху и точно шлепается в чужой. Это высший класс игры.
До чего же это захватывающая игра! Придешь из школы, кое-как поешь — и в шары! Так заиграешься, что опомнишься только, когда стемнеет. И понятно, сразу за уроки. А в книге буквы кажутся разноцветными шарами. Утром просыпаешься — простынка и одеяло на полу. Значит, и во сне продолжал играть. А днем объясняй в «коленкоре», как получилось, что уроки остались невыученными.
Я только однажды расписался в «коленкоре», а Витька Голубин несчетное число раз. Как-то сразу две росписи поставил. Проиграл весь день в шары и совсем забыл, что по русскому языку задавали на дом учить басню. Вспомнил уже утром, в школе, когда услышал, как старательно декламируют басню отличницы с первой парты.
— А разве задавали? — растерянно спросил он. Девочки насторожились:
— Что, не выучил?
— Еще лучше вас выучил, — ответил Витька.
Он сказал так, надеясь выкрутиться. Но выкрутиться не удалось.
— Теперь пойдет к доске Голубин, — сказала учительница.
Витька встал сзади нее и начал читать с листка, который вырвал из книжки. Читал с выражением, подмигивая всему классу. Ребята шушукались по поводу такого беспримерного нахальства. Лева Володской вытянул шею и застыл, словно у него в горле застряла линейка. Отличницы с первой парты даже побледнели от волнения. Тут и учительница заметила что-то неладное, обернулась.
— Очень хорошо, Голубин, — сказала она. — Ставлю двойку. После звонка зайдешь в учительскую.