Человек и его окрестности
Шрифт:
Но тут у меня в голове мелькнула спасительная догадка: береговая полоса! Здесь люди быстрее подвергаются порче: соблазны курортной жизни. Когда хочется защитить мысль, которая тебя грела, всегда быстро находятся доводы. Руслан продолжал:
— Кровь из меня как из-под крана. Я пришел домой. Мне перевязали руку. На следующий день лежу. Приходит целая делегация его родственников. Деньги обещают. Всё на свете обещают, только чтобы не жаловался властям. Нападение на милиционера при исполнении служебных обязанностей —
«Я жаловаться никуда не пойду. Но когда рана заживет, мы с ним будем драться. Три свидетеля с его стороны, три с моей. Пусть покажет на кулаках, на что он способен».
«Зачем драться, — удивляются они, — возьми лучше деньги. У тебя молодая жена. Маленький ребенок. Деньги всегда нужны».
«Нет, — говорю, — никаких денег. Только так». И вот мы встречаемся в честном бою. Он такой бычок, но глупый. А я еще школьником имел первый разряд по борьбе. Одним словом, я его отмутузил. От души отмутузил. Такой кайф получил, как будто одним выстрелом пудового коршуна свалил. Вот откуда этот шрам… Тише! Пригнись!
Я пригнулся, ничего не понимая. Руслан тоже пригнулся и задергал шпагатом. Сорокопутка быстро-быстро завибрировала крыльями, как бы вися в воздухе. Выглядывая из-под шалаша, я вижу, что небо над сеткой чистое, никаких ястребов.
А он смотрит в сторону параллельного холма, который от нас примерно в одном километре. И кивает мне и показывает рукой, дескать, там, там ястреб. Я вглядываюсь изо всех сил и долго ничего не вижу. Наконец мне показалось, что на фоне зеленого холма сверкнуло крыло какой-то птицы.
Даже если это был ястреб, думаю, невероятно, чтобы он оттуда мог заметить нашу сорокопутку. А мой спутник смотрит на противоположный холм и долго от него чего-то ждет, заставляя играть свою птицу.
— Улетел, — сказал он наконец, и перестал дергать за шпагат.
— Неужели он оттуда мог нас заметить? — удивился я. Как-то мне всегда казалось, что орлы далеко видят, озирая местность с большой высоты. А здесь, если мы действительно видели одну и ту же птицу, ястреб мелькал возле противоположного холма на нашем же уровне.
— Конечно, — сказал он уверенно, — он всё видит! Просто он случайно не посмотрел сюда. Если бы посмотрел — крышка!.. Да, — сказал он, перестав дергать за шнур и давая успокоиться своей птичке, — ты удивляешься хулиганам. А сколько воров, если б ты знал. Считай, что у нас каждый третий сидел. Куда смотрит власть? Что там бебекает Верховный Совет?
— А что? — говорю.
— Скажем, человек ворует. Суд доказал. Дай ему положенный срок. Выпустили. Снова ворует. Суд доказал. Дай ему срок. Выпустили. Он опять ворует. Что толку его сажать? Такого человека надо расстрелять! Такой человек для общества не годится. Конченый человек.
— Но это, Руслан, слишком, — говорю, — нигде в мире нет такого закона.
— А где в мире так воруют?
— Кажется, нигде.
— Вот поэтому я и говорю, — продолжал Руслан, — нужен такой закон. Но это нельзя делать внезапно. Это будет нечестно. Предупредить. Тех, что и раньше по три-четыре раза сидели за воровство, не надо трогать. А вот нового ворюгу, когда его сажают, надо честно предупредить: второй раз попадешься еще так-сяк, а третий раз — расстреляем. Тогда он после второго раза, если потянется воровать, подумает: нет, нет. Меня расстреляют.
Ты же знаешь, в милиции тоже шахер-махеры делают. А я не могу. У меня руки чистые. Я получаю около трех сотен. Но разве в наше время на это можно прожить, тем более рискуя жизнью? А если б этот дурак из пистолета выстрелил? Плечо не подставишь!
Жена и двое детей в городе живут на частной квартире. Сто рублей плачу. Фактически я живу за счет крестьянского труда. Санатории рядом с нашим селом. Там дежурю, прихожу домой к отцу. Пашу, мотыжу, собираю урожай. За счет этого живем. Кто я, милиционер или крестьянин? Сам не знаю.
Видимо, я помрачнел, что ли, он вдруг широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу.
— Не бери в голову, — сказал он, — обидно, конечно, но живем. Как видишь, и на охоте бываю. Перепелки, коршуны в сезон — сколько хочешь. Свадьбы родственников тоже не пропускаю… Как ты думаешь, турки коршунов едят?
Видимо, вопрос этот его сильно волновал, и он забыл, что уже спрашивал меня об этом.
— Думаю, нет, — сказал я, — у них сейчас неплохо с едой. А что?
— Сейчас у нас, слава Богу, еще ничего. Но я думаю о будущем. Если придет голод, армия нам должна помочь.
— Как так армия? — не понял я.
— Я уже всё обдумал, — сказал он, — если армия даст тридцать — сорок вертолетов в сезон перелета коршунов, спасемся. Вертолеты будут с моря прижимать к берегу коршунов, чтобы они подольше не перелетали в Турцию. А в это время население будет стрелять и стрелять по коршу-нам. Кто не умеет научим. Засолить пятнадцать — двадцать коршунов — небольшая семья запросто может перезимовать. Но это если турки в самом деле не едят коршунов. А если едят, будет некрасиво: чужой кусок изо рта вынимаем.
— Уверен, что не едят, — сказал я, — у меня есть знакомый издатель, я могу ему написать…
— Напиши, — сказал он, — но прямо не вываливай. Напиши, мол, я слыхал, что турки не едят свинину. А вот коршунов едят?
Он задумался, глядя в небо, где, взмахивая тяжелыми крыльями, коршуны медленно и беспрепятственно двигались в сторону Турции, не подозревая о замыслах, которые зрели в голове Руслана. Некоторые из них доверчиво и долго кружились над холмами, а иногда даже садились на деревья.