Человек и собака. Взаимная дрессировка
Шрифт:
Совместно обедаем. Виктор поджаривает на сковородке несколько кусков свежей оленины. «Неужели сбраконьерили?» – напрашивается мысль. Виктор улыбается: «Лопарей встретили – они и угостили, а вернее – махнули у них на шило (спирт), была у нас взята бутылочка». Пока мясо жарится, распространяя по землянке завлекательные ароматы, заставляющие Вегу пускать длинные клейкие слюни, мужики рассказывают про встречу с двумя лопарями, вернее – с саамами: так правильно называется этот северный народ Кольского полуострова. Большинство саамов живёт за границей, в северной Финляндии и Норвегии. Это олений народ, кочующий. «Как только лопари получили бутылку, так тут же и высосали её всю, - заливисто смеётся Виктор, – а потом хрясь на землю и захрапели! Когда проспались, долго пили крепкий чай и жаловались, как им надоедают падлы-браконьеры, стреляя в
Сытно обедаем, от души набивая желудок вкуснейшей олениной. Веге тоже перепадает прилично. За рассказами обед незаметно переходит в ужин. Распахнутая дверь землянки позволяет видеть дальние сопки, желтеющие березняками. К вечеру холодает. Ночь звёздно-осенняя, но сияния в эту ночь нет. А может, было, да мы не видели: спалось с устатку удивительно сладко…
Обратный путь
Рано утром, ещё в темноте, мужики пьют чай, собираются и двигают к городу, оставив в землянке все несъеденные консервы. Мы с Вегой пока остаёмся: надо свалить несколько сухостоин и наколоть дров. Так принято среди охотников и рыбаков. Это – закон!
Часа через два уходим и мы. Прощай, гостеприимное жильё! Спасибо тебе! И пусть не тронет тебя рука нехорошего человека.
Будем держать путь по водораздельным сопкам с курсом на посёлок Щук-озеро, до которого по прямой около пятнадцати километров, а это значит – все двадцать, а то и двадцать пять. Придётся хорошо пошагать, если хотим успеть на вечерний автобус.
Обратная дорога проходит спокойно, размеренно-монотонно. Стараясь не терять высоты, чтобы потом не взбираться с грузом в гору, спускаемся только по необходимости, попутно обследуя лесистые распадки. После двух морозных ночей лист сильно облетел, золотые берёзовые колки поредели и побурели, а редкие осинки выставились покрасоваться оранжево-малиновыми листьями.
Отъевшаяся за вчерашний вечер и хорошо отдохнувшая Вега с привычным профессионализмом обыскивает перспективные места, время от времени делая чёткие работы, из-под которых сбиваю несколько птиц. Примерно в километре от посёлка, уже ступая по торной тропе, удаётся взять из-под собаки удивительную куропатку, гораздо больше весом, чем обычная. Куропатка (не куропач!) тянет на неразлучном безмене почти полтора кило! Явная «работа» тетерева, который создаёт пары и с глухаркой, и даже с рябчихой – вот какой умелец по женской части! Ожидая в течение получаса последнего автобуса, подсчитываем трофеи. Окончательный итог: пятнадцать куропаток и три чирка-трескунка, взятых двадцатью одним патроном. Неплохой результат.
Вспоминаются только две мысли, возникшие тогда в голове и заставившие шевелить мозгами, настроенными поначалу на созерцательное восприятие окружающего мира.
Первая мысль: продолжение обдумывания иллюзорности реальности. И основным доказательством наличия этой самой иллюзорности служит несколько раз проявившееся состояние своеобразного смещения реальности. Ну, к примеру, пять минут назад я перешёл по скользким камням ручей. Однако ощущение этого перехода – как я прыгал с камня на камень с тяжёлым рюкзаком, как, поскользнувшись, чуть не плюхнулся в воду, как переносил Вегу на закорках – настигает меня спустя эти самые пять минут, именно сейчас заставляя по-настоящему пережить переправу… Вот и получается иллюзорность реальности, как не крути! И только когда пропустишь это переживание через себя, реальность становится настоящей.
Вторая мысль: о страсти к добыче охотничьих животных. Прекрасный натуралист, профессиональный топограф, охотник и писатель Григорий Федосеев описывал свою охотничью страсть, бурно проявляющуюся в нём, пока происходило преследование зверя. Тогда он «…становился рабом этой страсти, мог ползти сотни метров на животе, спускаться по опасным обрывам, переходить топкие болота…». Но после взятого выстрелом животного страсть его угасала: мёртвое его больше не интересовало. Обдумывая эти его умозаключения, прихожу к выводу, что охотничья страсть несколько по-иному захватывает меня. Во-первых, охота на крупных зверей меня почти не интересует. Во-вторых, моя теперешняя охота во многом связана с охотящейся рядом легавой собакой, Мастером Вегой, поэтому даже после взятия животного страсть моя не затухает: надо же записать и оценить работу собаки, свой выстрел, осмотреть взятую птицу, записать все сопутствующие параметры и мысли в дневник, отобрать экземпляр для чучела, сфотографировать…
…
Поздно вечером отношу правильному старпому трёх куропаток. Он расспрашивает об охоте, работе собаки, что видел… Отвечаю ему несколько скованно: всё-таки усталость сказывается, неожиданно наваливаясь на меня в атмосфере тёплой квартиры, пахнущей свежими пирогами… «Иди
На Паше. Последние охоты с Вегой
Отпуск 1975 года проводим всем семейством на даче родителей Татьяны, на востоке Ленинградской области, на реке Паше, с третьего по пятнадцатое сентября.
За эти две недели, охотясь с Вегой, беру из-под неё девять крякв, по паре тетеревов и рябчиков, а также молодого глухаря. Большинство крякв стреляем вдоль реки и стариц, в кустах ивняка и ольшаника, где их Вега находит и поднимает на крыло, я стреляю над водой, а потом, если глубоко, раздеваюсь и плыву доставать, иногда зажимая утиную шею в зубах… своих зубах… Картина потрясающая! Вега в это время, как ни в чём не бывало, спокойно сидит и, улыбаясь, ждёт меня на берегу с добычей… её добычей!
В отпуске происходит несколько случаев, достойных описания. Первый – ещё на Кольском, во время ожидания посадки на самолёт. Стоим всей семьёй в зале ожидания аэропорта, а вернее – военного аэродрома, расположенного далеко от Мурманска. Сесть некуда: все скамейки забиты людьми. Залом ожидания служит огромное «сараеобразное» здание, утеплённое недавно установленными батареями центрального отопления. Батареи только что покрашены ядовито-зелёной масляной краской. И тут Вега замечает сидящего неподалёку от батареи огромного рыжего кота. Кошек Вега не любит, определив их, после своих беспризорных скитаний по городским свалкам, как своих конкурентов в борьбе за выживание. Рыжий кот из-под прикрытых век внимательно отслеживает природного врага. Вега, внезапно рванувшись, выдёргивает из руки пятилетней Маринки поводок и с лаем бросается на рыжую бестию. Кот прыгает за батарею. Вега лезет под батарею, за ним. Рыжий с воплем вылетает из-за батареи, оставшись совершенно чистым. Собака выползает из-под батареи, сверкая по всей спине, холке и голове зелёными разводами… Через полчаса грядёт посадка в чистый салон Ту-134… Что делать?! Привязываю собаку к какому-то поручню, ставлю всю семью охранять зелено-крапчатое чудище, и начинаю метаться в поисках решения. Метания мои заканчиваются приветливым отношением аэродромного техника, который за небольшую мзду приносит канистру авиационного топлива и ворох ветоши. Складываю всё в неприметный угол и мчусь за Вегой. Техник открывает канистру. Всё близкое и средне-близкое пространство заполняется воняющей жутью… Намочив кусок ветоши правой рукой, одновременно удерживая собаку за ошейник левой, пытаюсь поднести воняющую ветошь к собачьей спине. Вега, пряча нос и сделав бешеные глаза, пытается вывернуться из ошейника и удрать, скорее всего, обратно под батарею… Нас обступают сердобольные тётки, рассказывающие своим детям, какие бывают некультурные флотские офицеры (я, естественно, в форме капитан-лейтенанта), и как они порой мучают милых собачек… Я свирепею, ставлю Вегу по стойке «Смирно!» и оттираю зелёную вонищу с бывшей оранжево-крапчатой шкуры. В суматохе у меня получается только равномерно размазать зелень… С тем и выхожу из тёмного угла. Объявляется посадка. Обречённо иду, накинув на собаку чистое полотенце. На входе предъявляю собачий билет. «Что у вас с собакой?» - ожидаемо звучит законный вопрос. Бодро отвечаю: «Собака побаивается летать, приходится накрывать её с головой». Сотрудник аэропорта, принюхиваясь, проверяет ветеринарную справку и… пропускает. Надо ли рассказывать про все мытарства, которые нам приходится испытать в салоне самолёта?..
Зелёная краска, высохнув за время полёта, въедается в собачью шерсть настолько, что не отмывается в течение всего отпуска…
Другой случай связан с приездом на дачу родственников и знакомых. Вечером сидим за столом, выпиваем и закусываем, готовясь, по тогдашнему хорошему обычаю, исполнить хором пару-тройку народных песен. Заходит разговор об охоте с Вегой. Володя Озеров жалуется на малое количество боровой дичи: «Ходил за грибами, брал ружьё. Ни одной птицы не встретил». В ответ на это показываю на Вегу, спящую под столом, и говорю, что с мастеровитой легавой добуду дичь за час. Короче, хвастаюсь. И приходится тут же ответить за свои слова: мне предлагается, взяв Вегу и ружьё, немедленно убыть за дичью, а время они сами засекут. Дааа… прокололся… Но марку надо держать: собираюсь и топаю за дом, на клюквенное болото. Потихоньку смеркается. Подойдя к болоту, иду его ближним краем. И тут нам несказанно везёт: через двадцать минут Мастер Вега срабатывает на брусничной полянке старого косача. Птица летит правым боком ко мне, довольно низко, мелькая между частыми сосновыми стволами. Успеваю подумать о дроби, которая может разлететься, ударив в сосну, и… палю из правого ствола, скорее наудачу, чем выцелив. Тетерев валится в брусничник, битый наповал. Довольная Вега бежит к нему, долго обнюхивает, воткнув нос в перья, потом с улыбкой садится рядом. Конец охоте! Сомневающиеся достойно посрамлены. Мне наливается победная стопка, Веге выдаётся мозговая кость. Заслужили!