Человек и то, что он сделал. Книга 1. Накануне краха
Шрифт:
Криминализация советского общества – началась с использования Сталиным для перековки советского человека (а заодно и для обеспечения массового рабского труда) такого инструмента как ГУЛАГ. Значительная часть интеллигенции прошла ГУЛАГ, где познакомилась с уголовным миром. Блатные песни стали популярны как элемент контркультуры и фронды. После Сталина – на волю вышло огромное количество людей с криминальным опытом либо проведших какое-то время в заключении без вины.
Вероятно, государству и его исполнительному органу – милиции – удалось бы с этим справиться со временем. Но тут в ситуацию вмешался Никита Хрущев. Он заявил, что в советском обществе не должно быть преступности и к 1980 году мы увидим последнего преступника. Он даже на два года расформировал союзное МВД, решив, что больше милиция не нужна. Так в советской милиции начиналась эра укрывательства, сыгравшая огромную роль во всплеске преступности в девяностые.
Свидетельствует Леонид Словин. Он писатель, написал ряд художественных произведений о работе милиции и я приведу одно из них – «Бронированные жилеты». Учитывая то, что автор был начальником уголовного розыска Костромы, а затем начальником УГРО на одном из московских вокзалов – полагаю, мы можем воспринимать его книгу как полудокументальную.
– Встаньте, кто был наказан за то, что не смог раскрыть тяжкое преступление… – Фальцет начальника управления разносился по непроветренному гулкому помещению, где происходили обычно совещания оперативного состава.
По обыкновению, никто не поднимался. Таковых не было. Скубилин обманчиво-приветливо смотрел в зал.
– Нет таких?
– Не-ет!
Никого ни разу не наказали за то, что ему не удалось раскрыть кражу, грабеж, ограбление контейнера и даже убийство!
– А теперь встаньте, кого я наказал за укрытие преступлений от регистрации!
Заскрипели рассохшиеся стулья, паркет. Клубы для совещаний уголовного розыска снимали всегда наименее престижные, пустовавшие, чтоб не платить.
В разных углах зала поднимались оперативники. Московские вокзалы. Казанский, Курский – эти всегда шли первыми по числу укрытых. Киевский, Белорусский. Поднялась Рязань, линейное отделение на станции Бирюлево. Товарные станции с крупным оборотом грузовых перевозок, Брянск…
– Ну, ну… – Генерал подбадривал робеющих. Спектакль этот повторялся каждые полгода. – Не стесняйтесь!
Оперативники в разных углах зала продолжали подниматься, пока не встал последний, откуда-то из Унечи, у которого нашли несколько дюжин коммерческих актов.
Когда скрип паркета и стульев утихал, Скубилин говорил:
– Так зачем же вы укрываете? Если вы не дорожите собой, подумайте о ваших семьях! Ведь мы вас привлекаем и будем привлекать к уголовной ответственности… Не десятки. Сотни по Москве выгнаны с работы, арестованы и преданы суду! Я спрашиваю вас! Кому это нужно? Мне? Вам? Министру?
Спектакль никого не мог обмануть.
Критерием работы была раскрываемость: процент количества раскрытых преступлений от общего числа зарегистрированных.
Когда приходилось регистрировать нераскрытое преступление, даже начальство высокого ранга чувствовало себя так, словно подчиненные ставят перед ним чашу с ядом.
Игумнов с порога оглядел кабинет. Порядок за время его отсутствия нарушен не был. Каждый предмет на сейфе, на столе занимал отведенное ему место. Уходя, Игумнов так же внимательно ко всему присматривался, аккуратно расставлял стулья, тщательно подгонял один к другому, выравнивал линию.
Кабинет был небольшой, с двухтумбовым письменным столом.
На его, игумновской, памяти он сидел за столом шестым. Трое начальников розыска были переведены с понижением на другие вокзалы. Один ушел на пенсию. Один выгнан с привлечением к уголовной ответственности за укрытия.
Никто не поднялся по служебной лестнице. Должность начальника отделения розыска была тупиковая, после нее начиналось сползание до старшего опера. Если не "выкинштейн", не уголовное дело, не тюрьма.
Работать было можно, если бы начальство на самом верху не установило этот жесткий уровень раскрываемости преступлений – под 90 процентов.
Ни одна криминальная полиция в мире, даже оснащенная самыми передовыми средствами, не раскрывала преступлений больше чем на 45 – 50 процентов.
Все об этом отлично знали.
Чтобы отчитываться на заданном уровне, существовал один путь – регистрировать только раскрытые преступления и к девяти раскрытым в отчетах добавлять одно нераскрытое. Висяк. Поэтому положение начальников розыска было опасным, непрочным и неустойчивым…
Реальность пытались подогнать под лозунги – с понятным результатом. Начавшаяся при Никите практика укрытия преступлений от регистрации для того, чтобы поправить статистику – произвела действие страшное. С одной стороны – правительство страны постоянно получало ложные данные о состоянии дел с преступностью. Ложные данные – били по самому МВД: если преступность сокращается, а раскрываемость держится на уровне девяноста процентов, зачем вам дополнительные штаты, зачем улучшение материально-технического снабжения? Дополнительные средства вполне можно было изыскать за счет сокращения штатов КГБ, непомерно раздутых и занятых борьбой с читателями Солженицына – оставить Солженицына в покое и перебросить людей на борьбу с реальной преступностью. Но КГБ раздувало каждый случай, оказывавшийся в его юрисдикции, а МВД наоборот массово скрывало реально совершаемые преступления.
С другой стороны – сотрудники милиции, занимаясь сокрытием преступлений, массово учились нарушать закон, и те, кто попадался – шли в тюрьму, попадая в ряды криминала. Хотя вина была не их, а порочной системы.
В Нью-Йорке, который в восьмидесятых считался городом пропащим – в девяностые был мэром великий человек, бывший прокурор Рудольфо Джулиани. Именно он преобразил Нью-Йорк – в 2016 году в десятимиллионном городе 12 дней подряд не было ни одного убийства, а общий уровень преступности в городе сократился на порядок. В своей деятельности – он ввел за правило жестко преследовать и наказывать преступников, совершивших самые незначительные правонарушения, например, акт вандализма. В его понимании, если на примере наказания за акт вандализма показать человеку, что закон суров, а наказание неотвратимо – то он в будущем побоится совершить более тяжкое преступление. Жизнь – подтвердила правильность теории Джулиани – за два мэрских срока он поборол преступность в городе, кстати доказав заодно, что это возможно, и в довольно короткие сроки. В Советском союзе все делалось наоборот – если убийство сокрыть было невозможно (хотя скрывали и убийства, возбуждаясь по статье «тяжкие телесные повлекшие смерть потерпевшего»), то такие преступления как кража, хулиганство, грабеж, изнасилование – скрывались массово и повсеместно. Ни один начальник УГРО, ни один участковый на участке – не был заинтересован в том, чтобы регистрировать и раскрывать преступления небольшой и средней степени тяжести – пока не случались тяжкие и особо тяжкие. Чаще всего их совершали как раз не наказанные вовремя хулиганы и воришки.