Человек играющий
Шрифт:
Нужно только первому понять, что ты уже стал смешон... .
Они подошли ближе, и я разглядел, что в одной руке Лот держит бутылку "Пепси", закрытую сверкающей на солнце жестяной пробкой, а в другой - белый бумажный стаканчик.
Не разбирая дороги, я влетел на скалу. Опять перед глазами проскочило нечто вроде склейки, и все исчезло.
Тучи неслись над головой. Я стоял на скале и ждал брата...
"ВЕЧЕР. ЛОТА ДО СИХ ПОР НЕТ".
На этой записи дневник обрывается. Память же постоянно подводит
Лот, и до этого дня замкнутый, ушел в себя совершенно и целыми днями сидит неподвижно, оставляя вокруг костра свои "следы" - многочисленные банки со спитым чаем, по которым можно заключить, что он интенсивно о чем-то размышляет. А я научился по своему желанию мысленно входить в некий поток. Когда я в него вхожу, то чаще всего слышу один и тот же непрекращающийся спор: о Времени и Назначении.
Спорят два голоса, чем-то похожие на наши с Лотом.
– Прямолинейное и равномерное движение,- говорит один.- И именно в этом я вижу существование выбранного ими пути.
– Не согласен,- возражает ему второй голос.Волею судьбы однажды начав движение, теперь они обречены крутиться, как мотоциклисты в аттракционе под куполом. У них нет ни пути, ни цели.
– Видимо, цели ив самом деле нет. Но путь все же есть,- говорит первый голос.
– Нет у них никакого пути!
– опять возражает второй.
И тут в разговор вмешивается третий голос, хрипловатый, постарше, похожий на голос отца:
– Тут кто-то из вас сказал "судьба"? То есть, иначе говоря, то, что им транслируется? "Зачем арапа своего младая любит Дездемона, как месяц любит ночи мглу?.." Или что-нибудь в этом же роде?..
На этом разговор, как правило, прерывается. И тогда первый голос осторожно спрашивает:
– Но встает их же законный вопрос о курице и яйце: Всемогущая ли породила человека, или человек придумал Всемогущую?..
На этом разговор окончательно глохнет, и я выхожу из потока и вижу ушедшего в себя Лота.
Кто они? Чьи голоса я слышу? Призраки? Нелюди?
Люди? Кто? Или, может быть, я болен? А мой брат? Он ведь тоже их слышит! И мне хочется, чтобы, как только я закрою глаза...
"Вставай, сынок!" - скажет мама, и все кончится.
И я прикрываю глаза и смотрю в щелку - на берегу по-прежнему стоит хибара. И тогда я начинаю думать, что мы с братом похожи на двух лабораторных крыс, до которых долетают голоса экспериментаторов. Так кто же они? Кто эти экспериментаторы? Ученые? Военные?
Люди из других миров? Кто? Или же я слышу их голоса, как слышит йог голос своего внутреннего бога? Но я не верю в бога, как не верю в пришельцев! Может быть, через миллиард лет человек, если доживет, сам превратится в бога? Или уже превратился в бога и говорит с нами оттуда?
Но оно - бесконечное и загадочное - по-прежнему смотрит на меня, черное, мириадами немигающих холодных звезд! Если оторвать от него взгляд, и взглянуть еще раз на наш остров, и представить, что сюда привела нас случайная неслучайность, и допустить, что старик не в сговоре с шайкой неизвестных, а неизвестные им воспользовались, не посвящая в свои планы...
Если предположить, что собака наша совершает прогулки на берег путем нам недоступным... через какую-то нематериальную дверь... а кролики мутировали из-за возмущения каких-то энергетических полей... Если остров действительно клетка, и какой-то злой мальчик в отсутствие взрослых открыл дверцу и налил крысам в поилку чернил... Или попросту запустил в них пробкой от "Пепси"! И вообще, если, к примеру, людям из будущего, тем, кого мы традиционно называем богами, пришла в голову фантазия покопаться в своем прошлом... Но оно - непознанное - по-прежнему равнодушно смотрит на меня, и я внутренне съеживаюсь, как съеживается под взглядом учителя расшалившийся школьник. Тут можно предположить все что угодно!
Когда приходит утро, остров наш опять похож на клок мыльной пены, плавающий в неспокойной, несущейся куда-то воде посреди огромного и безразличного пространства. Занимает он милю площади и находится в двадцати милях от материка. Приблизительно милях в десяти от него стоит стационарная вышка. Единственное, что нам кажется достоверным, это то, что на ней установлен автоматический насос, качающий нефть на материк. На самом острове, кроме маяка и хибары, ничего нет. Маяк стоит на скале, а под ней, в бухте, плещется неестественно тяжелая вода, скованная пленкой мазута и ледяной крупой. Завтра... а точнее, уже сегодня, нефть и крупу выдует отсюда ветром с севера.
(На место исчезнувшего несколько дней назад бумажного стаканчика - к большому камню - я хочу положить наш дневник.) А вчера... Хотя эти понятия - вчера, сегодня, завтра - чересчур относительны. Мы просто все еще делим на вчера-сегодня-завтра нашу жизнь на острове,- впрочем, очень осторожно, чтобы не заблудиться здесь, в этом мире, один из основных законов которого наверняка должен состоять в том, что сегодня обязательно превращается во вчера, а завтра - в сегодня. Перед тем как отправить дневник по непроверенному адресу, я хочу сделать последнюю запись:
"НО У НАС НИЧЕГО ЭТОГО НЕ ПРОИСХОДИТ. И МЫ ЖДЕМ. И ОТ НАС ТОЖЕ ЧЕГО-ТО ЖДУТ. КТО И ЧТО? ЭТОГО МЫ НЕ ЗНАЕМ. НЕСОМНЕННО ТО, ЧТО МЫ НАЗЫВАЕМ БУДУЩИМ, ДАСТ ОТВЕТ И НА ЭТОТ ВОПРОС, ЧТОБЫ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НАС ИЛИ ПРИСПОСОБИТЬ НАС ДЛЯ СВОИХ НУЖД. НО ЛУЧШЕ БЫ, ЕСЛИ Б В ЭТОМ МАЛЕНЬКОМ МИРЕ, НА ОСТРОВЕ, НА ДАЛЕКОМ БЕЛОМ БЕРЕГУ, НИЧЕГО БОЛЬШЕ НЕ ПРОИСХОДИЛО. ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА МЫ ОКОНЧАТЕЛЬНО ВО ВСЕМ НЕ РАЗБЕРЕМСЯ".