Человек играющий
Шрифт:
– В дрова! В дрова ее!!!
Я зажег сначала один, а потом семь других костров.
Они вспыхнули, выбросили в небо миллионы искр. Ослепленные светом костров, мы потеряли лодку из виду.
Стрекотание ее мотора стихло, а чуть позже плеснулась о берег волна. Лодка ушла.
Зловеще потрескивали костры, разбазаривая свет и тепло в окружающее пространство. Я с горечью смотрел, как превращаются в пепел драгоценные дрова, и думал, что случайно или нет, по собственной воле или без таковой, но задуманный эксперимент мы все же осуществили... И от этого жизнь наша на острове
Костры догорали и дружно принялись дымить. Дыма в темноте видно не было, но он нестерпимо разъедал глаза. Холодно, неуютно стало на острове. Мы успели привыкнуть к свету и теперь едва различали силуэты.
Силуэт хибары, силуэт палатки. Издалека палатка казалась непрочной и сиротливой, сиротливой же тенью рядом с ней стояла Чапа. И такими же сиротливыми представились мне две наши беспомощные фигурки на острове в милю площади, маленькими и никчемными посреди безграничного и холодного пространства безразличного к нам космоса!
От отчаяния и дыма очень хотелось плакать, и, наверное, я плакал. Рядом со мной сидел Лот, молотил по ракушечнику кулаком и спрашивал безжизненное небо: "Почему?! Почему?!" Вокруг нас на расстоянии в пятнадцать задуманных нами метров дотлевали красные пятна костров. "Волентэм дукунт фата, нолентэм трахунт" - "желающего судьба ведет, нежелающего тащит". Как и следовало ожидать, ничего не произошло. Ничего не случилось и потом, когда костры окончательно догорели.
"ВИДЕЛИ ЛОДКУ, НО ОНА ПРОШЛА МИМО ОСТРОВА".
Когда вернулись силы, мы спустились к палатке.
Что еще оставалось делать? Чапа увязалась следом.
– Ты как знаешь, а я так больше не могу!
– Лот взял одеяло и пошел ночевать под маяк. Я видел, как он уходил: рассерженный, обиженный, бледная тоненькая фигурка. Чапа лезла в палатку. Я ее не пускал.
Я бы тоже пошел под маяк, но палатку оставлять было нельзя, тут были наши последние пожитки.
Чапа все-таки влезла в палатку и теперь крутилась, располагаясь поудобнее. Так мы и устроились: брат где-то под маяком, а мы с собакой в палатке. Я засыпал и думал: чем же я так сильно и перед кем провинился, что даже лодка, которой суждено было пройти рядом с островом, нас не заметила? Что мы наделали такого, что вынуждены теперь переживать массу неприятностей, которые даже не приснятся человеку на материке!
А материк - вон он - рукой подать. День хода на лодке. Если считать миля в час. И это с грузом. А если без груза? Часов десять - может быть, даже меньше.
Но это в том случае, если не будет ветра. А если будет?
Внезапный шторм - обычное для этих мест явление - тот случай, о котором не очень хотелось думать. Мне же хотелось думать о чем-то приятном, о маме, например. Мы ей, конечно, потом все расскажем, и она, конечно, будет нас ругать, наверное даже кричать... Но пусть крик, лишь бы нам добраться до этого крика...
Я начал проваливаться в сон, и опять появилось уже испытанное чувство неприятной раздвоенности. Мне, как и в прошлую ночь, показалось, что, с одной стороны, я лежу в палатке, а с другой - совершенно отчетливо вижу голубой, залитый светом месяца ракушечник, по которому ступают мои босые ноги. Я потянулся к дневнику,- при этом движении ракушечник качнулся и пропал, но потом появился вновь,- и начал писать:
"Я ЛЕЖУ В ПАЛАТКЕ. ЭТО Я ЗНАЮ НАВЕРНЯКА. И В ТО ЖЕ САМОЕ ВРЕМЯ Я УВЕРЕН, ЧТО НАВЕРНЯКА ХОЖУ ПО БЕРЕГУ. ЭТО НЕ СОН, ТАК КАК Я НЕ СПЛЮ. (ЕСЛИ ЭТО ВСЕ-ТАКИ СОН, УТРОМ НЕ БУДЕТ НИКАКОЙ ЗАПИСИ В ДНЕВНИКЕ.) Я СТОЮ... ВОТ МОИ НОГИ ПОДОШЛИ СОВСЕМ БЛИЗКО К ВОДЕ. Я ИХ ОТЧЕТЛИВО ВИЖУ. Я ВИЖУ, КАК В БЕРЕГ ТКНУЛАСЬ И ОТОШЛА ДОСКА С ГЛУБОКОЙ БЕЛОЙ ЦАРАПИНОЙ ПОПЕРЕК. Я ВСЕ ВРЕМЯ СМОТРЮ СЕБЕ ПОД НОГИ, БУДТО БОЮСЬ ОСТУПИТЬСЯ, И ЭТО ПОНЯТНО-НА БЕРЕГУ ТЕМНО. ВОТ МОЙ ВЧЕРАШНИЙ СЛЕД, УЖЕ НАЧАВШИЙ ЗАРАСТАТЬ ПЛЕСЕНЬЮ. Я ТРОГАЮ ЕГО НОГОЙ, ПРИМЕРЯЯ: МОЙ ЛИ? ЗАЧЕМ Я ЭТО ДЕЛАЮ - МНЕ НЕЯСНО. Я ДАЖЕ НЕ ХОЧУ ЭТОГО ДЕЛАТЬ, НО НОГА ПЛОТНО ВХОДИТ В СЛЕД.
ВОТ Я ПОВЕРНУЛСЯ ОТ ВОДЫ И ИДУ ВДОЛЬ БЕРЕГА. ГОРИЗОНТ ТЕМНЫЙ, СПРАВА НА НЕБЕ ЗАДЕРЖАЛСЯ КАКОЙ-ТО ПОЛУСВЕТ. ИСЧЕЗ. ИДУ ДАЛЬШЕ... ВСЕ ЭТО Я ВИЖУ СОВЕРШЕННО ОТЧЕТЛИВО. ЕЩЕ НЕДАВНО ШОВ НА ПОЛУ ПАЛАТКИ МЕШАЛ МНЕ, ТЕПЕРЬ ОН ИСЧЕЗ. Я СТОЮ НА БЕРЕГУ ОДИН И КУРЮ. В ВОДУ С ШИПЕНИЕМ, КОТОРОГО Я НЕ СЛЫШУ, А ТОЛЬКО КАК БЫ УГАДЫВАЮ, ЛЕТИТ СИГАРЕТА, И Я ЛЕЗУ В КАРМАН ЗА НОВОЙ. ЧЕРКНУЛА СПИЧКА, ВСПЫХНУЛА У МЕНЯ В РУКАХ, И Я ВИЖУ БОРТ НАШЕЙ ЛОДКИ И ТЯНУ К НЕМУ РУКУ. ИДУ ДАЛЬШЕ, НО ЧЕМ-ТО ЗАЦЕПИЛСЯ ЗА ТОРЧАЩЕЕ В СТОРОНУ ВЕСЛО, И ОНО МЕНЯ НЕ ПУСКАЕТ. ЧЕМ Я ЗАЦЕПИЛСЯ? ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО!
Я НАГИБАЮСЬ... И БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕТ".
Я опять совершенно отчетливо ощутил себя в палатке рядом с Чапой. Назавтра решил порасспросить Лота, не было ли с ним чего-нибудь подобного?
А утром... Утром Лот лежал под маяком и мирно похрапывал. Я даже не смог его сразу растолкать.
– Вставай, лежебока!
– сказал я.- Пора завтрак готовить. Что у нас на сегодня?
Лот поднялся, размялся и нагло ответил:
– А я не знаю!
Я напомнил ему, что если моя забота - поддерживать огонь, то его готовить пищу. Он потянулся и побрел к костру.
Случайно бросив взгляд на его ноги, я увидел распоротую от кармана вниз до лодыжки штанину.
– Где это ты так?
– спросил я.
Лот нагнулся, посмотрел.
– Не знаю. Вчера где-то зацепился,- и пошел дальше.
– Лот, постой!
– от предчувствия я похолодел.
– Ну что?
– засмеялся он издалека.- Ерунда какая, подумаешь! Старые портки распорол...
Я дал ему почитать дневник.
– За что, спрашиваешь, зацепился?
– задумчиво спросил он, кончив читать.- А за весло. Здорово?
– и захлопнул дневник.
– И что теперь с нами будет?
– А я не знаю,- ответил он.- Не знаю. Можешь ты это себе представить?
– Да хоть как этому название?- не отставал я.
– Название-то? Может, у него и названия нет!
– Вспомни, Лот, ты что-нибудь о подобном читал?
– Нет, даже не читал.
– Все-таки что ни говори, а читаем мы мало!
– Маловато читаем! Наверное, в этом все дело, - с усмешкой подхватил мои слова Лот и отправился готовить завтрак.
"ОХОТА НЕ УДАЕТСЯ. РЫБЫ НЕТ".