Человек ищет чудо
Шрифт:
Жизнь без боли! Не думайте, что это благо. С одной стороны, конечно, хорошо никогда не иметь столь неприятных ощущений, но нельзя забывать о другом — боль предупреждает нас: в организме что-то случилось. Иной раз это просто реакция на укол или ожог. Но, с другой стороны, часто боли сигнализируют о начинающейся болезни, о серьезных нарушениях в организме. Так что «безболезненная жизнь» таит в себе много опасностей. Той же Монике родители каждый раз, как она приходит домой с поцарапанной кожей, настойчиво объясняют, что рана может привести к неприятным последствиям, если не позаботиться о чистоте,
Причины этого редкого заболевания — если его можно назвать заболеванием — еще не выяснены. Высказываются лишь предположения. Вот одно из них: невосприимчивость к боли связана с нарушением деятельности нервных волокон, передающих болевые импульсы от нервных окончаний к определенным участкам мозга.
Если жизнь без боли совсем не так привлекательна, как может показаться на первый взгляд, то жизнь без памяти без преувеличения ужасна. Только представьте себе: ничего не помнить, забыть обо всем!
Семья англичанина Смита в декабре 1972 года проводила свой отпуск в Греции. В один из дней, проснувшись рано утром, жена Смита с удивлением обнаружила, что находится в незнакомой гостинице, в незнакомой стране.
«У нее началась истерика, — вспоминал муж. — Мне кое-как удалось успокоить ее, убедить в том, что я ее муж, что она в безопасности. Я думал, что ей просто приснился дурной сон. Мы не понимали, что самое страшное только начинается».
«Я никак не могла понять, почему вдруг оказалась в Афинах, — говорит Рита в моменты просветления. — Ничего не могла вспомнить о каком-то отпуске».
Когда в спальню вбежали семилетний Мартин и четырехлетний Марк, мать едва взглянула на детей.
«Она с трудом припоминала их, — рассказывал Смит. — К этому времени она кое-как освоилась с мыслью, что я ее муж, но дети — дети поставили ее в тупик».
Врач ввел женщине сильнодействующее средство. Семья вылетела домой в Англию. Врачи были в недоумении. Им казалось, что наиболее вероятная причина всего происшедшего — перемена климата. В прохладной Англии странное заболевание может пройти само собой.
Рита Смит приехала домой. В полной растерянности она осматривала дом, в котором прожила более пяти лет. В конце концов врачи решили провести обследование странной больной, поместили ее в больницу. Однако установить, что же произошло с человеком и по какой причине, не удалось.
Прошло около двух лет, прежде чем память стала понемногу восстанавливаться. Заболевшая женщина уже могла помнить о событиях, происшедших в последние сутки. Но далее воспоминания тускнели и пропадали.
Случай с амнезией — потерей памяти — у Риты Смит не выделяется чем-либо особенным из ряда подобных. Иначе было у Пола Миллера.
«Мне сказали, — вспоминает он, — что до потери памяти я был заядлым курильщиком. Но у меня не было ровно никакого желания закурить. Я даже не помнил, курил ли когда-нибудь, хотя пальцы пожелтели от никотина. Ужасное ощущение — ничего не помнить о себе! Когда я очнулся в больнице, мне все казалось непонятным. И только постепенно ощущения стали упорядочиваться в какое-то подобие цельной картины, но ясности так и не наступало…»
Как только личность Миллера (у него не было документов) была установлена — после публикации его фотографий, — к нему привели девятилетнюю дочь. Когда девочка подошла к постели отца, на его лице не дрогнул ни один мускул.
«Врачи решили, что я могу навестить дома своих близких. Они рассчитывали, что знакомые лица и знакомая обстановка помогут вернуть память. В Ноттингеме меня встретила мать — я ее не узнал. С ней и в сопровождении врача пошли в город. Совершенно неожиданно я автоматически направился к нужной автобусной остановке. Но по мере того, как память медленно возвращалась, я стал чувствовать себя все хуже, и меня снова уложили в больницу.
Понадобилось еще раз поехать в Ноттингем, прежде чем я вспомнил, кем приходится мне эта немолодая женщина — моя мать. По мере того, как два мира — старый, в котором я жил прежде, и новый, обретенный, — стали сближаться, у меня началась путаница в голове».
Самое удивительное в истории Миллера заключается в том, что, по его словам, после выздоровления «его интеллект стал острее». Еще находясь в больнице, он создал модель парусника, не пользуясь никакими чертежами и рисунками.
Пример с Миллером — лишнее доказательство тому, каким поистине дремучим лесом остаются для нас до сих пор процессы, связанные с запоминанием и воспоминанием. А сколько их еще, удивительных, с трудом объяснимых и необъяснимых проявлений деятельности мозга, которую мы коротко называем одним словом — память.
Скажем, нашумевшие опыты с пересадкой приобретенных навыков. Их проводили с теми же червями-планариями. Американец Д. Мак-Комнелл поместил червей в ванночку и подключил ее к электросети. Над ванночкой висела лампа накаливания. Когда свет загорался, червяк получал слабый удар током и, пронзенный болью, сворачивался.
Вскоре черви усвоили свой урок и сворачивались, как только загоралась лампа, уже без удара током. Обычный условный рефлекс.
Но дальше началось уже неожиданное. Исследователь растолок пару обученных червей и скормил их необученным. Эти последние проглотили сведения и овладели оборонительным рефлексом значительно быстрее, чем другие, не кормленные «ученой пищей». Вывод напрашивается сам собой: память, записанная где-то на молекулярном уровне, можно приобрести вместе с пищей.
Съедобная память! Я чувствую, как при этом расправляет свои крылья фантазия. Знания, полученные вместе с обедом… Курс высшей математики в пилюлях… Студенты высших учебных заведений уже шутили: к чему не один год изучать премудрости теоретической механики или органической химии по учебникам, — достаточно съесть авторов этих учебников!
Шутки шутками, но опыты с пересадкой памяти и впрямь взволновали ученый мир. Во многих лабораториях начались аналогичные эксперименты. От планарий перешли к крысам и козам, птицам и рыбам. Не станем пересказывать эти опыты в подробностях. Скажем лишь, что в мировой печати появились утверждения о существовании в мозгу живых существ особых носителей памяти. Один из них даже был выделен профессором Унгаром и назван скотофобином. Попадает такое вещество в другой организм — и вместе с ним переходят заложенные в нем воспоминания. Скотофобин, например, передает крысам боязнь темноты, хотя известно, что эти животные любят именно темноту.