Человек Иван Чижиков, или Повесть о девочке из легенды
Шрифт:
Саша прошла прямо из сеней в чулан и завозилась там, загремела лоханками, ведрами. А Маринка, подойдя к Дине, виновато сказала:
– Он не придет сегодня. У него дела. Он взял сумасшедшего Барбансона и уехал.
– Какого Барбансона?
– Барбансона. Из конюшни. Запряг и поехал. У него сроду дела...
– Завтра приедет!
– крикнула из чулана Саша.
– Я пойду к кому-нибудь другому!
– с вызовом произнесла Дина.
– Нет!
– ответила Саша.
– Почему нет?
– Потому что больше, чем у него, ты ни у кого о своем
– Почему?
– Потому что потому!
– крикнула из чулана Саша.
– Потому, что наш папка был командиром отряда! Вот почему! прошептала Маринка.
– Иди умываться!
– крикнула Саша.
– Иду, - ответила Маринка.
– Я не тебе.
– Мне?..
– спросила Дина.
– А кому же!
– Пожалуйста... А куда?
– Сюда, сюда, - засуетилась Маринка, - во двор. Там у нас рукомойник. А потом мы спать будем, да?
Этот вопрос относился к Саше и означал он заискивающее: "Мы ее у нас ночевать оставим, хорошо? Куда же ей теперь деваться? Я ж пригласила!"
– Будем!
– отрезала Саша и снова крикнула Дине: - Умываться иди!
Дина вышла на крыльцо и через палисадник прошла во двор, маленький и пустой. В углу курятник, еще какая-то постройка - сарай, что ли. К столбу, врытому в землю, был прибит рукомойник.
И снова Дине вспомнилась Брыковка. Там она умывалась точно из такого же рукомойника, прибитого к столбу. Утром вода в рукомойнике, только что принесенная из колодца, была ледяной, а вечером, нагревшись за день на солнце, становилась горячей, с привкусом кипяченого молока.
Когда Дина, умывшись, вернулась в дом, Саша зашвырнула на печку подушку и сказала:
– На печке будешь спать.
– А я?
– сейчас же спросила Маринка.
По ее обиженному лицу можно было догадаться, что печка давно и по закону закреплена за ней.
– А ты на лавке!
– Не хочу на лавке!
– Ну и вовсе не ложись, - пожала плечами Саша и ушла в комнату, расплетая на ходу косы.
Тогда Маринка стала дразниться:
– Злюка-злюка-злюка!
– Лезь на печку, - сказала ей Дина, - я на лавке устроюсь.
– Не уместишься, - вздохнула Маринка и принялась укладываться на лавке.
– Свалишься ночью.
– Свет!
– крикнула из-за двери Саша.
– Свет гасите!
Маринка сердито засопела:
– Злюка-злюка-злюка!.. Ты лесенку к печке подставь, а то не влезешь. За печкой стоит. Я сейчас достану.
– Не надо, я сама, - сказала Дина, - ты уж ложись.
Она отыскала за печкой лесенку, забралась на печку. Здесь было жестко и неудобно.
– Ну как?
– спросила снизу Маринка.
– Хорошо?
– Хорошо. Спи.
– Све-ет, - раздалось снова из-за двери.
Маринка что-то сердито зашептала и щелкнула выключателем.
– Да, - согласилась с ней Дина, - злюка. Противная.
– Почему - противная?
– обиделась Маринка.
– Она у нас красивая! Она на папу похожа! А в папу сроду все влюбляются!
– Кто влюбляется?
– Да все, - гордо произнесла Маринка.
– Спи, - угрюмо сказала ей Дина, - меня это не касается.
Маринка снова что-то проворчала и плюхнулась на лавку. Она долго возилась, переворачиваясь с боку на бок. Наконец улеглась.
– А потом, она у нас храбрая, - снова заговорила Маринка тихим шепотом.
– Она через Сашино болото ходит. Никто в Лесном не ходит, а она ходит.
– По кочкам?
– равнодушно спросила Дина.
– Сама ты кочка!
– рассердилась Маринка.
Она привстала на лавке, взволнованно задышала.
– Я тоже ходить буду! Я эту дорогу почти разнюхала! Я уже примеривалась! Поняла?
– Да, - ответила Дина, - спи.
– Нет, ты поняла?
– спросила Маринка с вызовом, словно ждала, что Дина сейчас будет возражать или даже ругаться.
– Поняла, - сказала Дина.
– Это за болото она тебе сегодня всыпала.
Маринка размашисто перевернулась на другой бок, чуть не свалилась с лавки, ойкнула - ушибла, наверно, больную ногу.
– Потому и зовут его Сашиным?
– негромко спросила Дина.
Ей было неинтересно, даже неприятно это спрашивать, потому что Саша сразу, с первого же взгляда, ей не понравилась, но по всему было видно, что Маринка изнывала от желания поболтать.
– Почему "потому"?
– не поняла Маринка.
– Ты же сказала: она ходит через болото. Поэтому болото так и назвали - Сашиным?
– Не-е!
– протянула Маринка, и в голосе ее прозвучало сожаление. Не-е. Нашу Сашку потом назвали. А болото назвали раньше.
Она соскочила с лавки и без лишних слов полезла на печку к Дине.
– Ты думаешь, это просто болото, да?
– горячо зашептала она, забравшись на печку и упершись коленками в Динин бок.
– Вовсе не просто! Это партизанское болото! Там остров есть! И там партизаны скрывались! И мой папка тоже!.. Они мост под водой, в трясине, построили, чтобы на остров можно было выбраться! Понимаешь? Он до сих пор есть, этот мост... Только сгнил наполовину... Но Сашка знает, она разнюхала. Ты слушай! Ты не спи!
– Я не сплю, - ответила Дина, с трудом отгоняя сон.
Она не спала сегодня всю ночь. За вагонным окном до самого утра тревожно метались темные тени то в остроконечных, то в круглых шапках, нечетко вырисовывающиеся на темно-синем ночном небе. Это был лес, лес, лес...
– А немцы никак не могли этот мост отыскать и злились. И тогда они взяли и пригнали к болоту людей, наших, заложников. И погнали всех в болото. Думали, кто-нибудь да обязательно натолкнется на мост, но никто не натолкнулся, потому что мост был с этой стороны, а их гнали с той, где Старое Лесное было. Тогда немцы полоснули напоследок из автоматов и ушли... А когда наши прибежали на помощь, ничего уж и не было... Только руки были мертвые... Сами мертвые, а ребятишек над водой держат... Вот тогда и бросилась в болото детей спасать девушка одна, была тут такая... Первой бросилась. Вот болото так потом ее именем и прозвали... Ты что, не веришь?
– спросила она вдруг подозрительно.