Человек Иван Чижиков, или Повесть о девочке из легенды
Шрифт:
– Верю.
– Правда? Веришь?
– Да верю же.
Маринка успокоилась.
– Я это потому спрашиваю, - сказала она серьезно, - что теперь уж и не все верят. Из-за нашей Сашки не верят. Она, когда рассказывает, всегда добавляет чего-нибудь. Говорит: "Все равно когда-нибудь это будет легенда. И все равно к ней будут что-нибудь красивое добавлять, так уж пусть я добавлю..." И брешет почем зря! И про ту могилу, на холме, тоже! А про того, кто там лежит, никто ничего толком-то и не знает. Одни говорят "взорвал",
Но дремучий сонный лес уже обступил Дину со всех сторон, спокойный и тихий. Только чуть слышно журчал где-то над самым ухом ласковый лесной ручеек, рассказывая что-то взволнованным шепотом.
– Проснулась, да? Ну и дрыхнешь же ты!
Стоя на нижней ступеньке лесенки, Маринка заглядывала на печку. Ее большие зеленоватые, русалочьи глаза смотрели на Дину участливо.
– А мы тебя тут поджарили. Я Сашке говорю: "Давай хлеб в пекарне возьмем", а она: "Тесто куда денем? Сырым съешь?" Вот и поджарили. Зажарилась, да?
– Ничего, - ответила Дина, выбираясь из-под одеяла.
Печка дышала жаром, рубашка прилипла к взмокшей спине. В кухне было светло, вовсю светило солнце.
– Ой, мокрая вся!
– Маринка шершавой ладошкой провела по Дининой щеке.
– Купаться пойдешь? Я тебя до речки провожу и сама скупнусь. Ладно?
– Ладно.
Маринка соскочила с лесенки и на одной ноге, держа больную на весу, допрыгала до табуретки, села.
– Перевяжи, а? А то прошлый раз мне мама перевязывала, да она у нас в район за лекарствами уехала. А Сашке я не дамся.
– Сейчас.
Дина слезла с печки, натянула на себя платье и, опустившись на колени возле Маринки, принялась перебинтовывать ей ногу.
Маринка вздохнула, еще раз дотронулась ладошкой до Дининого лица и сказала:
– Ты не беспокойся. Папа все выяснит. Он все знает. Вот приедет и выяснит. А Сашку ты не слушай. Мы сейчас купаться пойдем, а потом обедать. А потом я тебя к нашим огуречным девчонкам поведу. А завтрак ты проспала, соня.
– Я не спала, - сказала Дина, - я просыпалась. Я даже слыхала, как вы за завтраком беспокоились о Барбансоне. И чего он вам дался, этот Барбансон!
– Еще как дался!
– пожаловалась Маринка.
– Он сумасшедший. Он может что-нибудь учудить по дороге. Барбансоном-то его из-за дедушки назвали, а у него от дедушки-то ничего и не осталось - ни породы, ни характера. Дедушка-то у него спокойный был.
– Маринка вздохнула.
– А уж с бугра-то он обязательно понесет.
– С какого бугра?
– тихо спросила Дина.
– А с того самого, где я тебя встретила. Его давно надо было срыть, он же на самой дороге. Да раньше не догадались, наверно, да и села никакого тут не было. А теперь уж нельзя. Теперь там памятник.
– А я знаю, кто там, - вдруг вырвалось у Дины, и губы у нее пересохли.
– Кто?..
– Прорвался, - глухо сказала Дина.
Маринка сейчас же ухватилась за больную ногу и тоненько взвыла.
– Ой-ой-ой! Зачем же ты его прорвала? Я купаться хотела!
– С нарывом не купаются.
– А я хотела! А я буду! У нас в речке вода чистая! Как в колодце.
– А у нас в Брыковке нет речки, - задумчиво сказала Дина, - у нас пруд. Искупаешься в нем, а потом приходится со спины мазутные пятна отмывать.
Дина сейчас же пожалела, что сказала это, потому что Маринка до краев наполнилась презрением к Брыковке.
– А у нас тоже пруд есть! Только у нас чисто-чисто! Прозрачно-прозрачно! Идем, я тебе и пруд покажу!
– Постой. Дай ногу, покрепче перевяжу. Засоришь.
– А, заживет, - махнула рукой Маринка, - не первый!
Она схватила Дину за руку и потащила на улицу. За калиткой поджидала их целая орава девчонок - босых, загорелых, с разгоревшимися от любопытства глазами. Все разом уставились на Дину.
– Вот они, огуречники!
– гордо представила их Дине Маринка.
– Мы на малину просились, да нас не пустили. "Саранча", - говорят.
"Саранча" засмущалась.
– Идем! Идем!
– воскликнула Маринка.
– Там у нас купальное место есть у мостика.
– Я не пойду туда, - сказала Дина.
Она не смотрела ни на речку, ни на зеленеющие за ней сады, ни на лес, ни на огуречных девчонок. Она смотрела, и ей хотелось смотреть только туда - на дорогу, ведущую к холму с деревянным обелиском.
– Так у нас нету другого места! У нас тут кругом глубоко!
– Глубоко!
– подтвердила "саранча".
– Вот я и искупаюсь, где глубоко.
– А там не купаются.
– А я искупаюсь.
– Ой, да там же не купаются!
Дина высвободила свою руку из цепких Маринкиных пальцев и пошла по дороге в сторону холма. Маринка от нее не отстала. Пошла рядом, подпрыгивая, как воробей, то и дело придерживая больную ногу за колено. Ее маленькие смуглые пальцы на босой ноге были похожи на крошечные картофелинки, которые попадаются иногда в земле, когда копаешь картошку на огороде в Брыковке. Огуречная команда двинулась за Маринкой.
– Прорвался, а болит!
– заговорила Маринка сердито.
– А я тебе сад хотела показать. Через мостик бы перешли - и в сад! У нас сады хорошие.
Внезапно Маринка ойкнула, резко повернулась и, припадая на больную ногу, побежала к речке.
– Барбансон!
– крикнула она.
– Вон! На бугре! Барбансон выполз!
И она на ходу стала стягивать с себя сарафан.
– Куда же ты?
– Купаться, - ответила Маринка, - а то если не скупнусь, он меня уже потом не пустит! Пока не заживет. Уж я знаю! Он такой, папка!