Человек из будущего. Часть 1
Шрифт:
– Займи место в кресле напротив, – произнёс Нострадамус
– А, что прикажете делать мне?
То, что слуга осмелиться войти в кабинет, не вязалось с пониманием ситуации и Цезарю ничего не оставалось, как развернувшись, посмотреть на Жана.
– На столе возле канделябра лежит письмо, – вырвавшийся из кресла, голос заставил Цезаря и Жана глянуть в сторону камина. – Оно адресовано тебе.
– Мне? Письмо? Что в нём?
Ответив на взгляд Цезаря пожатием плеч, слуга протянул руку к лежащему, поверх полированной
– Твоё будущее.
Рука Жана непроизвольно дёрнулась.
– Бери. Не бойся, – произнёс Нострадамус. – В письме нет ничего, чего следует опасаться. Жизнь не увенчанная взлётами. Всё, как у людей: жена, дом, дети.
Казалось, старик видит происходящее за спиной, в то время, когда взгляд направлен в противоположную сторону.
– Вот только,…. – Нострадамус сделал паузу, – О том, что в письме, ты сможешь узнать, когда вскрыть конверт, разрешит Цезарь.
– И когда это произойдёт?
Теребя конверт, Жан перевёл взгляд на Цезаря.
– Когда придёт время.
– Но господин…….!
– Бери и уходи, – не дал договорить слуге Нострадамус. – И запомни, прикоснёшься к будущему раньше срока, судьба не будет благосклонна какой виделась мне в моих виденьях. Докажешь трудом право на познание будущего, обретёшь возможность познать частицу таинства бытия. Нет. Потеряешь всё. Отсюда вывод – выбор за тобой.
Дождавшись когда Жан покинет кабинет, Цезарь, подойдя к сидящему в кресле отцу, припал на колено. Облегчение отдалось в сердце упоением улетучившейся прочь беды.
Родитель прибывал в превосходнейшем настроении. Глаза светились, непонятно откуда взявшимся, блеском, отчего отражающийся во взгляде огонь представлялся пляшущим чертёнком. Блуждающая по лицу улыбка, заставляла подёргиваться уголки губ, благодаря чему создавалось впечатление, будто старика забавляло пребывание Цезаря в недоумении.
– Что – то произошло? – не понимая причины изменения настроения отца, произнёс юноша. – Жан сказал, что вы желаете сообщить мне нечто важное?
– Жан? – глаза, Нострадамуса наполнились удивлением. – Жан сказал, что я желаю сообщить тебе нечто важное?
– Да. При этом выразил опасение по поводу вашего состояния.
– Надо же. Слуга научился предугадывать мысли господина, что указывает на мой старческий возраст. Слава Господу, что не на маразм.
– Думаю, он это понял по тому, насколько вы выглядели взволнованным. – предпринял попытку успокоить отца Цезарь.
– Взволнован? О, да! Я взволнован, и состояние это возрастает во мне с каждой минутой.
– В таком случае хотелось бы знать причину. Вы никогда не приглашали меня к себе ночью, особенно, когда небо усеяно звёздами. В это время вы в большей степени предпочитаете придаваться размышлениям, чем никчёмной болтовне.
– Ты прав, поразмышлять есть над чем, особенно сегодня. Что касается причины обуявшего меня волнения…. То настолько важно, что я не мог не пригласить тебя.
Старик сгорбившись, подался вперёд, словно хотел подняться. Раздумав, выпрямился, тем самым заставив напрячься Цезаря.
– И что, за причина?
Понимая, что стоит на порогу нечто важного, юноша попытался придать голосу мягкости, что не осталось незамеченным.
Улыбка озарило лицо Нострадамуса.
– В том, что я сумел предсказать собственную смерть.
– Смерть?
Цезарь глянул на родителя так, словно тот предсказал всемирный потом. Особенно поразил тон.
– Не надо ничего говорить, – подняв руку, Нострадамус лишил Цезаря возможности закончить мысль. – Знаю, о чём хочешь спросить. Человек предсказал собственную смерть, что в этом пред рассудительного? В том, что дни Нострадамуса сочтены? Истязание сознание горем не лучшее из того, что человек должен брать от жизни. Есть вещи куда более интересные.
– К примеру, предсказание собственной смерти?
– И это тоже, – улыбка вновь озарило лицо провидца. – Грех было не воспользовался, данным мне Богом даром.
– Но почему сегодня, не вчера, не год назад?
– Живя ожиданием смерти я не смог бы думать над тем, что могло принести пользу людям.
Покинув кресло, Нострадамус подойдя к камину, сунул кочергу в огонь.
Делалось это с видом, будто с пламенем должна была погаснуть жизнь. Невооружённым глазом было видно, насколько неуёмным становилось желание успеть сделать то, что откладывалось на последние часы.
Вернувшись в кресло, Нострадамус какое-то время любовался гудящим в камине пламенем, не обращая внимания на сына. И только когда молчание стало навевать на того неподдельное беспокойство, старик поднял на Цезаря наполненные грустью глаза.
– Всю жизнь свою, я стремился к постижению знаний, сначала поучали родители, потом дед Пьер и дед Жан. В семнадцать, мне казалось, что дорога к познанию сути сотворения мира распахнута настежь, надлежало распорядиться правильно временем, и источник вдохновения в моих руках. Нет же, жизнь на то и жизнь, чтобы устраивать испытания, из-за которых путь к познанию совершенства, больше вымощен страданиями, чем порывами души.
– Это вы, про эпидемию чумы? – воспользовавшись затяжным выдохом отца, проговорил Цезарь.
– И про неё тоже. Хотя….. Справедливости ради, надо заметить борьба со стихией не самое страшное, что выпадает на долю человека. Вспоминая дни становления, как учёного, я вправе констатировать – неизвестно как сложилась бы судьба, не столкнись я с пороками человеческого бытия, такими, как корысть и зависть.
Проговорив Нострадамус откинул голову на спинку кресла. Было видно, каждое произнесённое слово давалось провидцу неимоверным усилием воли.