Человек из грязи, нежности и света
Шрифт:
Дядя Абрам уже нисколько не сомневался, что у Риты начался самый настоящий психоз, но только как с ним бороться, он не знал.
– Завтра начну строить плот, – наконец сказал он.
– А почему не сейчас?! – рявкнула по-мужицки Рита.
Дядя Абрам осторожно взял у нее из рук дочку и положил обратно в колыбельку, и стал раскачивать ее, за привязанные к ней лианы.
– Я, кажется, не со стенкой говорю! – заревела она, и тогда дядя Абрам не выдержал и ударил ее наотмашь по лицу несколько раз ладонью.
– А ты
– Я и сейчас люблю, – вздохнул он.
– Эх, ты, мой вздыхальщик! – она прижалась к нему и обняла его за плечи. – Прости меня, я и сама не знаю, что на меня нашло!
– Бывает! – сказал с сочувствием дядя Абрам. – И чего только не бывает на этой земле!
– Ведь ты меня не бросишь?! – спросила она.
– Даже если бы и захотел бросить, то не бросил бы, – усмехнулся он.
– Зачем ты так сказал?!
– Наверное, чтоб ты поняла, где мы находимся и для чего существуем!
– Ну, конечно, ты же умный! – глупо улыбнулась она и захлопала от радости в ладони. Только дядя Абрам, глядя на эту искусственную радость, не улыбнулся.
Он знал или предчувствовал, что впереди их ждут нелегкие дни. И действительно, на следующий день Риту как подменили, она перестала делать абсолютно все.
Весь день она сидела в тени пальмы и ничего не делала. Целое утро их малышка орала как резаная, пока дядя Абрам не догадался приложить ее головку к груди матери, которая равнодушно зевала как сонная и никому не нужная муха.
Она даже не собиралась держать на руках ребенка, она просто сидела и тихо смеялась, глядя на свои опущенные вниз руки.
– Да, что с тобой, в самом деле?! – кричал дядя Абрам, но Рита не откликалась.
Она уже существовала в своем идеально созданном мире. Когда же она помочилась под себя, все так же уныло сидя на одном и том же бревне под пальмой, дядя Абрам заплакал, обхватив руками голову.
Его возлюбленная сошла с ума, и он остался, совсем одинок, хотя и с их крошечной малышкой, да еще с таким несладким дитем, каким сделалась Рита.
Теперь каждый день он насильно кормил Риту, заталкивая ей пищу в рот, а когда она отказывалась эту пищу жевать, он сжимал и разжимал ее челюсти и плакал, и все равно кормил, только чтобы она не умерла, и у нее было молоко для прекрасной девочки Анютки.
Иногда ее рвало, иногда пища попадала не в то горло, и тогда Рита долго кашляла до слез, но дядя Абрам все равно продолжал ее кормить таким варварским способом.
Однако более постыдным событием вышло их совокупление. Привыкнув к нормальной половой жизни, дядя Абрам никак не мог обойтись без женщины, а уж тем более не мог обойтись без Риты, которую любил.
Конечно, она превратилась, в, своего рода, неодушевленный предмет, и практически никак не реагировала на его ласки, но все же жажда, похоть, как это ни назови, взяли свое.
Правда, когда он вошел в нее, ее лицо исказила такая злобная гримаса, и при этом она издала такой пронзительный крик, что дядя Абрам и думать забыл о каком-нибудь сексе. Но прошел день, два и дядя Абрам снова овладел бесчувственной Ритой. На этот раз она не произнесла ни звука, хотя в тот момент, когда он овладевал ею, она грызла свои ногти и с большим интересом разглядывала их.
В конце концов, дядя Абрам приучился овладевать ею сонной, ночью, в темноте. В это время она напоминала ему беззащитного ребенка, и хотя ему было стыдно, он все равно умудрялся получать свою маленькую долю наслаждения.
Дни шли, а дядя Абрам был совершенно один. Временами, он разговаривал с Ритой, но она только бессмысленно качала в ответ головой.
«И не животное, и не растение, не пойми что», – с грустью думал дядя Абрам и сам обгрызал себе ногти, но когда он брал на руки их махонькую девочку, похожую больше на куколку, и видел, как она ему улыбается, уже узнавая его, сердце дяди Абрама наполнялось таким волшебным светом, что он плакал от счастья с несчастьем, прижимая ее к себе.
Глава 74. Когда сын повторяет путь отца
Летчик допил четвертую бутылку пива и опять бросил ее в океан, а затем с беззаботной улыбкой поглядев на Эскина, сказал:
– Ты уж штурвал немного подержи, а я поссать сбегаю!
Эскин мертвой хваткой вцепился в штурвал вертолета. Весь вертолет качало и трясло как корабль во время морской качки.
– А его всегда так качает?! – спросил Эскин, когда летчик опять сел за штурвал.
– Да, ты не ссы! – засмеялся летчик. – Если упадем, так в океан!
– Да я и не ссу! – обиделся Эскин.
– А я, между прочим, в океан поссал! – похвастался летчик.
– То-то я гляжу, у вас все брюки мокрые, – заметил Эскин.
– Во, блин! И на самом деле! – смутился летчик.
– А как вы думаете, мы найдем их?! – спросил Эскин.
– А х*ли тут думать, в океане островок как шапка в стоге сена, – сплюнул в открытое окно летчик и закурил.
– А мне кажется, что я его найду! – вздохнул Эскин.
– Да найдем, х*ли, расстраиваться-то, – глупо улыбнулся захмелевший летчик.
– Я бы хотел, чтоб вы не ругались матом!
– Ладно, не буду, дай еще бутылочку! – попросил летчик пива.
– Но вам же нельзя, вы же за рулем! – возмутился Эскин.
– Не за рулем, а за штурвалом, – гаркнул летчик, и тут же пригрозил Эскину, что если тот не схватится за штурвал вертолета, то он просто бросит его, смело отправился за пивом. Эскин ухватился за штурвал как утопающий за соломинку.
Он никогда еще не ощущал такую безнадежность, казалось, в такой продуманной до мелочей ситуации.