Человек из Лондона
Шрифт:
Невезучий, в сущности, и мухи не обидит. Но если до того, как я пожму ему руку, он успеет встретиться с неким Тедди, все станет намного труднее». Кстати, вы виделись с Тедди?
Браун обжег себе пальцы окурком…
— Сколько, вы сказали, там было денег? — спросил он.
Инспектор Молиссон постучал по столу, чтобы ему принесли еще виски.
— На круг тысяч шесть фунтов.
— Вы, конечно, побывали у меня в номере?
— Я попросил хозяйку дать мне соседнюю комнату, рассказав, как мы дружны. Похоже, ваша дверь не так уж хорошо закрывается.
— И вы побывали у меня дома в Ньюхейвене?
— Ваша жена угостила меня чаем. Сама она в это время купала ребятишек. Старший — настоящий крепыш для своего возраста.
— Что она вам сказала?
— Что ваши хозяева снова послали вас в Амстердам.
Не очень-то хорошо обманывать жену. Кстати, на буфете лежал счет за газ. Перехватив мой взгляд, ваша супруга покраснела и опустила счет в ящик.
Браун осушил до дна вторую порцию виски и встал.
— Так что же мне передать старине Митчелу? — настаивал инспектор. — Я обещал позвонить ему сегодня вечером. Только на таком условии он согласился не приезжать сюда лично. Представляете себе, он во что бы то ни стало хотел вас видеть и убедить. А ведь старику уже стукнуло семьдесят два.
— Я могу подняться к себе в номер? — спросил Браун.
Не отвечая, инспектор тоже встал, вплотную подошел к собеседнику и неуловимо быстрым движением прощупал карманы Брауна, чтобы убедиться, что он безоружен.
— Жду вас в холле.
Браун оставил на кресле в салоне плащ и прошел мимо улыбнувшейся ему хозяйки.
— Когда будете обедать, мистер Браун? Муж приготовит для вас и вашего друга отличную камбалу по-дьеппски.
— Минутку, я сейчас.
По лестнице Браун поднялся обычным шагом, разве что ускорил его на последних ступенях. Было слышно, как он открывает дверь. Оглядевшись с видом человека, который любуется меблировкой, инспектор тихо спросил хозяйку:
— Это точно, что второго выхода нет?
Он нахмурился, возвел глаза к потолку и со злостью посмотрел на шумных игроков в бильярдной.
— Ничего не слышно, — неожиданно процедил он.
— Что вы хотите этим сказать?
— Я…
Хозяйка в свою очередь подняла голову.
— А ведь по террасе кто-то ходит…
Она забыла предупредить, что над столовой и холлом есть открытая терраса, куда выходят окна номеров. Инспектор бросился на улицу, увидел тощую фигуру, летящую с высоты четырех метров. Человек тут же вскочил и метнулся вдоль домов.
Преследовать его было бесполезно. Постояв на краю тротуара, Молиссон набил трубку, вернулся в гостиницу и объявил:
— Пообедаю позже.
— А мистер Браун?
— Сегодня он, наверно, обедать не будет.
В конце вокзального перрона, над плохо освещенным служебным помещением, была вывеска «Комиссариат полиции». Инспектор встретился там со своим французским коллегой. Выслушав Молиссона и кое-что записав, тот сразу оповестил по телефону полицейские участки и жандармские отделения округи.
— Говорите, он без денег?
— Во всяком случае, без французских. Я справлялся у служащих отеля. Ему даже папиросы покупал рассыльный, а я знаю, что это значит.
— Тогда мы возьмем его завтра еще до полудня.
Чтобы вернуться домой, Малуэну надо было пересечь центр города. Переходя от одной освещенной витрины к другой, он оказался на улице Сент-Ион, миновал лавку торговца трубками, но тут же вернулся и недолго думая вошел в нее.
— Мне нужна пенковая трубка с янтарным мундштуком.
— Янтарь настоящий?
Он купил трубку за двести пятьдесят франков — точно такую они подарили в складчину помощнику начальника вокзала по случаю награждения орденом к тридцатипятилетнему юбилею службы. Тут же у прилавка Малуэн набил ее табаком и закурил.
Все-таки маленькое удовлетворение!.. Тихонько покуривая, он прошел шагов двадцать, и тут его взгляд остановился на мясной, где служила дочь. В других лавках было еще полно народа, а здесь уже опустили жалюзи, мясо убрали в холодильник.
В лавке не было никого, кроме Анриетты. В сабо, непричесанная, она старательно намывала красные плитки пола, повернувшись спиной к улице. Ее задравшееся короткое платье открывало ноги выше колен и даже полоску кожи над черными чулками.
Посасывая трубку, Малуэн пересек улицу и окликнул с тротуара:
— Анриетта!
Не выпуская из рук тряпку, она обернулась и выдавила:
— Ты?.. Как я испугалась!
— Ты же говорила, что полы моют приказчики.
— Теперь не моют. Хозяйка считает, что у них и без того работы довольно.
Сам не зная почему, Малуэн почувствовал себя униженным — может, оттого, что они разговаривали черед решетку, может, оттого, что Анриетта не прекратила работу, чтобы поговорить с отцом. Из комнаты за лавкой донесся визгливый женский голос:
— Что там у вас, Анриетта?
— Ничего, мадам.
Малуэн понимал, ему лучше уйти.
— У тебя красивая трубка, — заметила дочь, выкручивая хлюпающую тряпку. — Мама подарила?
Послышались шаги. На пороге появилась откормленная женщина с поросячьим лицом.
— Анриетта!..
— Да, мадам, — пролепетала служанка, и волосы ее опять свесились над ведром.
— Я же запретила вам разговаривать с мужчинами.
Хозяйка мясной делала вид, что не видит Малуэна, и обращалась только к Анриетте.
— Да это же мой отец, — возразила девушка, распластав тряпку и подбирая воду.
— А хоть бы сам папа римский! У вас еще кухня не убрана.
Малуэн снова видел только спину дочери и ее слишком высоко обнаженные ноги. По тротуару мимо шли люди.