Человек из паутины
Шрифт:
– Юля, Юра – хорошие имена. А первые два мужа? С ними ты была счастлива?
– Счастлива? Интересный вопрос. Я несчастной себя никогда не считала. Раз на этом свете живешь – уже счастье, разве не так? А про мужей… Первого я любила. Он умер – спился и умер. Не знаю даже, где он и похоронен. Мы с ним развелись после года совместной жизни. Он меня ревновал, по трубе водосточной лазил, когда я дома без него оставалась, – думал, я ему изменяю. Бил меня, а я его все равно любила… – Машенька улыбнулась. На обоях над ее головой бился тонкий колосок света – отражение чайной ложки, положенной на краешек блюдца. «Абба» сладкими голосами пела песенку про чью-то любовь.
Машенька замолчала, прислушиваясь к чему-то давнему, оставленному за тремя морями и прилетающему иногда оттуда по тоненьким проводам памяти.
– Джинсы новые собралась купить, а то в платье я какая-то некрасивая. – Она расправила на коленях платье и смахнула с него хлебные крошки. – Платье в дрипушку, мне вообще-то нравится.
– Это ты некрасивая? – всплеснула руками Лёля. – Еще какая красивая. – Она потянулась к торбе и достала из нее сумочку. – Это тебе, возьми. Лак для ногтей, французский. – Лёля вынула граненый флакончик и протянула Машеньке.
Та взяла у нее флакон.
– Не знаю, какие у меня ногти, так, растет что-то, я и не думала о них никогда.
– Возьми-возьми, это хороший лак. Он мне ни копейки не стоил – подарок.
– Подарок… – Машенька посмотрела на свои пальцы и удивилась – ногти были ровные и ухоженные, откуда вдруг у нее такие? Или не замечала? – Спасибо. – Она вертела флакончик то так, то этак, не зная как подарком распорядиться. Поставила на угол стола, подумала, а если смахнёт, зажала между коленями, опять взяла на ладонь.
Лёля вдруг потупила взгляд и спросила нетвердым голосом:
– У тебя с Иваном Васильевичем что-нибудь было?
– Нет, – ответила Маша просто.
– Влюбилась? – Лёля подняла голову. – Как в романах: любовь с первого взгляда?
– Да, наверное. Я сама не понимаю, как это вышло. Я его ведь и не знаю почти совсем. Да и человек он не моего склада. Я же ведь и в театры мало ходила, и на выставки, и вообще. Но, я думаю, разве это важно? Понимаешь, Лёля, есть в нем что-то такое… такое… ну, такое, чего у других нет. Ну, не знаю, может, мне только кажется. Может, это я сама его сочинила, чтобы не было очень уж одиноко. Только я решила, что должна с ним обязательно встретиться.
– И что тогда? Ну, когда ты с ним встретишься?
– Что тогда? Приведу его к себе и все ему расскажу.
– Про любовь?
– И про любовь тоже.
– Вот так сразу приведешь и расскажешь? Без ухаживаний?
– Почему без ухаживаний? Положу с собой в постель, в постели и расскажу.
Лёля смотрела на Машеньку распахнутыми настежь глазами, и той вдруг стало неловко за все эти застольные откровения. Машенька улыбнулась Лёле и сказала, будто оправдываясь:
– Красивым просто, красивые мужика красотой берут. А у нас, у некрасивых, один инструмент – пизда. Пока мужика в постель с собой не положишь, он от тебя нос воротит и всех баб, которых видит, глазами трахает.
– Значит, тебе нужен мужик? А как же любовь? Ты только что про любовь рассказывала.
– А разве любовь без этого самого бывает? Без постели? Без этого вкуса нет. А без вкуса и запаха только ангелы, наверное, живут.
– Для меня мужчины вообще непонятные существа, – кивнула Медсестра Лёля. – Я их, правда, почти не знаю… нет, ты только не подумай, что
– Изменяла? – Машенька пожала плечами. – Первому – нет, первого я любила. Второму и Ульянову – изменяла…
– Ну а как это – изменить мужу?
– Плохо это, плохо и стыдно. Изменяют ведь отчего – от равнодушия и сердечной тоски. Чувствуешь, что жизнь дает трещину, вот и прыгаешь голой жопой в сугроб не глядя. Иногда, правда, бывает по глупости. Но и по глупости – тоже плохо.
– Светка, моя подруга, мы с ней вместе в Красноярске работали, так она своему мужу как изменила. Раз увидела из окна, муж ее из такси выходит, достает из дипломата палку* колбасы «Сервелат» и жрет ее в одно горло. Пока палку до конца не сожрал, домой не двинулся. Светка тогда: ах так? Раньше, значит, все в дом тащил, а теперь из дома? Взяла и на другой день изменила ему с соседом. А после вообще к соседу переехала жить.
(* Сноска: в России колбаса в штучном эквиваленте измеряется палками; точно так же палками измеряется число оргазмов у мужчины в процессе совокупления с женщиной («Три палки ей бросил»). Вообще, в России существуют очень странные единицы меры различных вещей. Игральные карты, например, меряются колодами, черный хлеб когда-то мерили батонами, потом эту меру стали называть «кирпичами». Пиво и носовые платки – дюжинами, полотно – штуками. И т. д. Хорошо бы когда-нибудь составить словарь таких мер. Забавная бы получилась энциклопедия.)
– Бывает, – сказала Машенька.
– А я думаю, дура она была, Светка. Ну, сожрал он эту колбасу, ну, приперло – с кем не бывает. Не бросать же из-за этого мужа!
– Слушай, – сказала Машенька, – у меня тут есть немного ликера. Хочешь, в чай его добавим, для запаха?
– Лучше так: чай отдельно, ликер отдельно. Знаешь, как я первый раз мужчину узнала? Я в начале девяностых ходила пешком в Китай, работала челноком. Из Красноярска через Читу доезжала до Приаргунска, а там – ноги в руки и как получится. Ни виз не было, ни знакомых: как лазутчик, переходила границу – сперва туда, потом, уже с товаром, назад. Ходила часто, и всегда всё удачно, но вот однажды… Короче, туда-то я перешла нормально – закупилась, упаковалась, иду обратно. Я ж не знала, что в это самое время с пограничной заставы сбежал солдат. С автоматом, застрелил сержанта и двух товарищей, с которыми выходил в наряд. И все думали, что он подастся в Китай, поэтому граница в тот раз охранялась особенно строго. Я иду, ни о чем не знаю – перешла речку, затем другую, прошла знакомый рыжеватый лесок, перешагнула через колючую проволоку – вот тут-то меня погранцы и взяли. Два молоденьких пограничника и собака Алый…
– Пограничные собаки, они же злые. Я б, наверно, со страху сдохла.
– Короче, потом ребята проводили меня до шоссе, остановили машину, товар мой помогли погрузить… Так я в первый раз имела мужчину, даже сразу двух, по очереди. Ничего, мне понравилось. Сначала было больно, а потом хорошо, привыкла. Собака только очень мешала, ревновала, наверное. – Лёля бросила взгляд на ходики, тикавшие тихо на подоконнике, затем лукаво посмотрела на Машеньку. – А хочешь я тебе расскажу, как я делала минет?