Человек, изменивший мир (Сборник)
Шрифт:
Когда он вез ее в Дом Окончательной Метаморфозы, холодный ветер гнал по дороге желтые листья.
Пришла осень.
Он ухитрился взобраться по вертикальной стене, заглянул в зал. Ни одна из женщин не смотрела в его сторону: все стояли лицом к руководству Города, тот в этот момент напыщенно говорил о великом вкладе в дело Расширения… Брек Рот висел на кончиках пальцев, чувствуя, как немеют фаланги, с отчаянием шарил взглядом по женским лицам. Ни одна не походила на Эли. Ни на хрупкую и робкую, ни на страстную и жаркую. Даже отдаленно не походит!
Он спрыгнул, больно ушиб колено и, прихрамывая, заспешил к воротам. Вскоре массивные засовы загремели, тяжелые створки медленно пошли в стороны, донеслись приглушенные расстоянием звуки старинного гимна.
Через ворота выходили женщины. У каждой на руках покоился аккуратно спеленутый ребенок. Все безучастно обходили Брека Рота, который метался, хромая, с надеждой заглядывал в спокойные лица.
И вдруг словно кто-то толкнул его в спину. В сторонке к стоянке экипажей шла русоволосая женщина с крупными ясными глазами. Движения ее казались слегка замедленными, вся фигура излучала покой, тепло и ласку.
– Эли!
Он сглотнул и снова крикнул:
– Эли!!!
Женщина спокойно протянула ему руку и сказала просто:
– Ты снова нашел меня, Брек Рот…
– Я нашел тебя, Эли!.. И, клянусь, никогда не отдам.
Ее большие ясные, как день, глаза спокойно встретили его полубезумный взгляд, прошлись по бледному измученному лицу.
– Брек Рот, – сказала она и повела ладонью по его небритой щеке, – я совсем другая.
Он задохнулся от неожиданной ласки. Знал, что женские руки могут быть нежными и трепетными, узнал и то, что могут быть горячими и страстными, но что могут быть такими ласковыми и успокаивающими…
– Ты – моя Эли!
– Нет, Брек Рот. Ничего общего. Я не понимаю, как можно было целыми днями носиться по выставкам, смотрам, соревнованиям, презираю ее взбалмошность, осуждаю визгливое веселье… Извини, но я совсем другая. Ну а девичество вообще помню, как смутный сон.
– Ты любишь меня? – спросил он с надеждой.
– Да, – ответила она так же просто, – я люблю тебя.
Он взял у нее из рук ребенка и подозвал экипаж.
Брек рос и воспитывался без матери, как и положено будущему Покорителю Диких Земель, потому не знал материнской заботы, но сейчас в свои тридцать три года впервые ощутил уют, ласку… Эли прекрасно готовила, и он впервые обнаружил с изумлением в ежедневном поглощении пищи иные достоинства, кроме зарядки калориями.
В костюмах, которые связала Эли, он готов был и спать – настолько нравились, но для сна она приготовила другие, восхитительно мягкие и неправдоподобно удобные одежды. По комнате ползали два маленьких веселых человечка, приставали, требовали внимания, но – странное дело! – возле них отдыхал еще больше.
Даже мебель она заменила полностью, стены выкрасила в мягкие, спокойные тона. Он чувствовал, что в этой его квартире он впервые по-настоящему отдыхает, с души спадает корка усталости, раздражения, приходит блаженный покой.
Не скоро появилась тревожная мысль, но однажды повертелась на языке и сорвалась:
– У нас двое детей… Нас двое, и мы дали двоих. Увы, не все доживают до брачного возраста, не все из доживших женятся, не у всех женившихся бывают дети… Нужно хотя бы троих детей на семью, чтобы население не уменьшалось. Клянусь тебе, Эли, это в последний раз!
Она обняла его, ее губы были мягкими и теплыми.
– Меня убеждать не надо. Сама любовь – порождение этого инстинкта. У нас будет третий ребенок, Брек Рот.
Вскоре лицо ее покрылось красными пятнами. В оставшиеся дни она заботилась о его будущей жизни… Чтобы ему было удобно с последующей женщиной. Кем бы она ни была. Эта новая черта ее характера потрясла его, заставила выскочить из дома, пряча покрасневшие глаза, где стояли слезы. Если в первый раз она – впрочем, она ли это? – готова была умереть вместе с ним, во второй раз – красиво погибнуть за него, то сейчас самоотверженно заботилась о его будущей жизни…
И снова боль сжала ему сердце. Какой она будет? Останется величавой красавицей Севера или вернется к прежнему состоянию знойной южанки? Превратится в робкую девчонку, которую привел в дом, даже не спросив ее имени? Или характеры сольются? А может, откроются совершенно неведомые тайники женской души?
Когда он вез ее в Дом Окончательной Метаморфозы, подул ледяной ветер и с неба сорвались первые снежинки.
Наступила зима.
Эстафета
Когда Антон, насвистывая, вошел в свою комнату, оператор сразу же усилил освещение и включил его любимую мелодию.
– Полезная машина, – Антон ласково похлопал по стене в том месте, где должен был находиться оператор, – только что нос не утирает.
Крошечный пылесос и полотер бросились подбирать комочки грязи, упавшие с ботинок, пыль с пиджака. Дубликатор подхватил сброшенную рубашку и туфли и тотчас же смолол их.
Антон выключил вспыхнувший было глазок гипновизора:
– Нет, сегодня зрелищ не будет. Будет работа, и на этот раз все придется делать самому.
Он давно собирался заняться перестройкой дома, но отсутствие свободного времени, а то и просто лень всегда мешали. Наконец его дом, выстроенный еще пять лет назад, стал казаться допотопным чудищем по сравнению с соседними, которые обновлялись и перестраивались по нескольку раз в год. Оттягивать дальше было просто невозможно, и Антон, решившись, почувствовал облегчение, словно уже сделал половину.
Полотер надраил пол, где прошелся Антон, и хотел было юркнуть в свою щель, но Антон ухватил его за усик и швырнул в дубликатор. Полотер только пискнул, за ним полетел пылесос, затем Антон, кряхтя, поднял японскую вазу и тоже опустил ее в дробилку. С картинами было сложнее: полотна пришлось скомкать, а раму из черного ореха сломать, иначе они не влезали в дубликатор, зато голова Нефертити прошла в отверстие свободно. Передохнув, Антон отнес несколько изящных раковин из атоллов Тихого океана.