Человек, который был дьяконом
Шрифт:
– А ты очень хочешь распахнуть эти двери... Что ж, я тебя поздравляю, Гриша. Это важный шаг в твоей церковной карьере, - сказал Артур с долей иронии. ('Поздравляю, но видит Бог, не могу избавиться от ощущения некоторой неестественности твоего дьяконства, которое плохо рифмуется с твоим честолюбием', - прибавил он в уме.)
– То-то же!
– его собеседник не расслышал или не желал услышать этой иронии.
– Мне пришла в голову глупая идея: может быть, ты хочешь пойти со мной? Ты увидишь, что мы, мы, православные - совсем не такие страшные люди, какими нас принято малевать. В либеральном сознании, например.
– Я не либерал, как тебе известно,
– согласился Артур.
– Мне, может быть, тоже нужно тебе кое в чём признаться...
Григорий усмехнулся.
– В безверии, наверное! В чём ещё ты мне можешь признаться? Твоё безверие написано на твоём учёном лбу, Артур, увы тебе и всем интеллектуалам, променявшим веру на игры ума. Или в тайных симпатиях католичеству, в 'криптосоловьёвстве' каком-нибудь: чего ещё можно ожидать от тебя?
– Может быть, и так... Надеюсь, криптосоловьёвцам не возбраняется участвовать в заседании приходского совета православного храма?
– Не возбраняется, - позволил Григорий великодушно и с ноткой барственности в голосе, оглядев своего 'незадачливого' товарища.
III
Отец Александр, настоятель Феодоровского собора, жил в Кузнечном переулке, в двух шагах от музея Достоевского, в историческом доме. Впрочем, в центре Петербурга каждый дом - исторический. Дверь приятелям открыла немногословная четырнадцатилетняя поповна, которая лишь пробормотала о том, что они первые, и скрылась в кухне. Григорий, не раз бывавший на квартире протоиерея, уверенно прошёл в 'залу': большую комнату с двумя высокими окнами. Артур поспешил за ним, немного робея. Он, вопреки всему своему любопытству, уже не был уверен, что оказался в правильном месте и в правильное время.
– Так что, коллега: не хочешь ли признаться в твоей страшной тайне?
– насмешливо спросил Григорий, закончив изучать бумаги на столе.
– А?
– отозвался Артур, опомнившись (он рассматривал большую и древнюю икону в красном углу комнаты).
– Признаться... Что же: пора, действительно, признаться, и 'коллега' - это ты очень точно сказал. Ты и сам не представляешь, насколько... Но мне нужно от тебя такое же обещание молчать, которое ты мне дал.
– Христианину как-то зазорно клясться, - неуверенно проговорил дьякон.
– Не по-евангельски это.
– Разве я прошу тебя о клятве?
– возразил его друг.
– Мне нужно только твоё слово порядочного человека.
– Если тебе так хочется, то ладно...
– Спасибо!
Достав телефон из кармана джинсов (Артур был в джинсах и простеньком свитере, в отличие от Григория, который по случаю носил пиджачную пару), он запустил на телефоне интернет-обозреватель, впечатал в строку адреса известные ему буквы и протянул приятелю, смущённо улыбаясь:
– Пожалуйста.
– Что это за чертовщина?
– пробормотал дьякон.
В окошке обозревателя открылся сайт буддийского центра 'Еше Кхорло' ('Колесо мудрости'), одного из тех центров, которых в Петербурге, этой колыбели отечественного буддизма, и не сосчитать. Лаконичная информация во вкладке 'О нас' сообщала, что духовным руководителем центра является досточтимый лама Лобсанг Мёнлам (один из тибетских лам, бесчисленных, как песок морской), последний раз обрадовавший общину своим визитом в прошлом году, а председателем центра и инструктором медитации - Артур Симонов. И нет, не однофамилец: фотография не позволяла ошибиться.
У Гриши едва руки не затряслись, когда он увидел эту фотографию.
– Что это, что это вообще такое?
– пролепетал он, возвращая телефон владельцу (тот между делом удобно, с комфортом уселся в кресле).
– Что такое 'инструктор медитации', ч-чёрт?! Какое 'Колесо мудрости'? Я... слов приличных нет!
– 'Инструктор медитации' - это должность, если хочешь, а то и чин, говоря по-православному, - спокойно пояснил Артур, меж тем доставая из другого кармана чётки и наматывая их на левое запястье.
– Это человек, который проводит службы в отсутствие ламы, а так как лама отсутствует почти всегда - и то, не может ведь он прилетать к нам каждые выходные!
– почти всегда, говорю я, то инструктор медитации служит практически постоянно. Я...
– он улыбнулся немного беспомощно.
– Я и сам не могу сказать, как это всё случилось. Ещё четыре года назад, я, веришь ли, не думал и не гадал... Но в первую поездку, в которой мне понадобился заграничный паспорт, я встретил своего Учителя, получил от него наставления, благословения, прошёл короткую учёбу при монастыре, и вот - мы оказались там, где оказались. Когда я говорил о том, что мы - не клирики, и у тебя, и у меня были причины этому улыбнуться в уме. Но кто бы мог вообразить себе, что эти причины есть у каждого из нас!
– он рассмеялся негромким смехом.
– Смешно, правда?
IV
Гриша вовсе не разделял веселья своего приятеля, но возразить ничего не успел: двустворчатая дверь открылась, и четырнадцатилетняя поповна внесла стул из кухни, как бы обозначая своим появлением, что заседание начнётся через несколько минут.
– Там ещё один, - неприветливо сообщила она.
– И четыре табуретки.
'Коллеги', переглянувшись, вышли за стулом и табуретками: не выяснять же было отношения прямо на месте. Едва они успели расставить принесённое из кухни в большой комнате по стенам, повернулся ключ в дверном замке, и прихожая наполнилась голосами. Приходской совет явился весь сразу. Видимо, шли из собора.
– Я ещё раз напоминаю тебе о твоём слове, - проговорил Артур вполголоса.
– Зачем ты вообще к нам явился?
– яростно прошептал Гриша. Инструктор медитации безоблачно улыбнулся:
– Меня пригласил мой друг, так как же я мог не прийти? Да и любопытно...
Члены совета, ведомые отцом Александром, очень высоким и тучным мужчиной, вошли в 'залу' и принялись рассаживаться кто где. Среди 'соборян' можно было увидеть два молодых лица, а также двух глубоко пожилых людей, включая сухонького отца Никодима, второго соборного иерея, но всё-таки костяк совета составляли три женщины средних лет. Глядя на их неулыбчивые лица и плотно сжатые губы, можно было не сомневаться, что уж эти-то не дадут православные ценности в обиду и на поругание.
Отец Александр, одышливо дыша, подошёл к нашим приятелям и выдохнул:
– Здравствуйте, молодые люди! Незнаком...
'Незнаком' предназначалось для Артура, но тот проворно сложил руки лодочкой, поймал ладонь протоиерея и быстро коснулся её сухими губами. Лицо настоятеля просветлело.
– Клирик, небось, - одобрительно пробасил он, скользнув взглядом по запястью Артура с чётками.
– Гриша, представь.
– Артур Симонов, - хмуро 'представил' Григорий.
– Что, клирик? Да, - усмехнулся он.
– Тоже 'дьякон', в каком-то роде...