Человек, который хотел понять все
Шрифт:
Только на третий день он окончил работу вровень с остальной бригадой.
— — … А ежели опять одну кашу принесешь, падла, пеняй на себя!
Примерно на пятый день Франц стал позволять себе короткие периоды неконцентрации. Во-первых, он добился некоторого автоматизма в выкапывании грибов (так что во время «отключений» производительность труда уменьшалась не так уж и сильно); а во-вторых, стал работать быстрее и в конце дня мог наверстать то, что терял в его начале.
Потом было воскресенье — выходной, а с понедельника их перевели в один из химических цехов — «на химию».
Если б Франц попал туда сразу после смерти, то непременно бы решил, что находится в аду. Это был огромный — примерно триста метров на пятьсот — подземный зал, забитый всевозможным оборудованием: открытыми резервуарами
Как бывшему ученому, Францу досталась «техническая» работа — оператора ректификационной колонны. В воскресенье после теоретических занятий их Наставник (вечно пьяный дегенерат, прозванный за глаза Мордастым) выдал ему инструкцию по эксплуатации, а уже на следующий день Франц должен был начать работу. Нужно ли говорить, что с самого утра он стал отставать от графика, ибо в реальности проклятая колонна выглядела совсем не так, как на схемах в инструкции. (Хуже всего дело обстояло с кнопками, рычагами и шкалами датчиков, не имевших пояснительных надписей и располагавшихся в самых неожиданных местах.) Франц вложил в работу все силы: носясь по винтовым лестницам с размокшей инструкцией в руке, он проверял показания приборов; справляясь со схемами, нажимал всевозможные кнопки, поворачивал верньеры, дергал рычаги … Пот заливал ему глаза, и он поминутно снимал и протирал защитные очки, не обращая внимания на клубившиеся вокруг тучи едкого пара. На перилах и ступенях лестниц испарения конденсировались липкой ядовитой слизью — на которой Франц однажды поскользнулся и сверзился вниз (слава Богу, это произошло в самом низу колонны, так что он лишь несильно ушиб локоть). В результате, с первым сливом компонент он опоздал лишь на двадцать минут, десять из которых ему удалось наверстать во время заправки колонны новой смесью, а другие десять — во время следующей заправки. Последний за рабочий день слив компонент он закончил строго по графику.
Однако из трех операторов колонн график выдержал лишь один Франц. Заключенные, подвозившие сырье, простаивали, и бригада в целом норму не выполнила. Их на день перевели на половинный паек, а урки устроили безобразную «разборку» с двумя невыполненцами, повторившуюся с одним из двоих еще и на следующий день. Только в среду бригада выполнила норму и, соответственно, в четверг получила полный паек.
Именно в эту среду Франц в первый раз не отдал свою порцию вонючей утренней каши Оборвышу и съел ее сам.
— — И на этот вопрос нам ответит … та-ак, кто у нас давно не отвечал … заключенный 14/21/17/2.
— — Мы должны думать о своих ошибках, господин Педагог.
— — Каких именно ошибках, заключенный?
— — Э-э … м-м-м … не знаю, господин Педагог.
— — Идиот! Сколько раз говорить: «Благодарный заключенный должен думать о своих прошлых ошибках, ибо тогда он не повторит их в будущем». Повторяй три раза … ну-у?!
— — Повторяю, господин Педагог. Благодарный заключенный должен думать о своих прошлых ошибках,
— — Кретин! Три дня карцера!
На химии их бригада проработала до конца недели, а потом их перевели в один из механических цехов, к конвейеру — и это оказалось хуже всего. По конвейеру ползли остовы каких-то механизмов неизвестного назначения — в обязанности Франца входило прикреплять к ним электромоторы. Работа включала в себя четыре операции:
1) сначала он доставал мотор из ящика и устанавливал в нужную позицию на станине механизма;
2) потом, выровняв соответствующие отверстия в корпусе мотора и станине, продевал болты и наживлял гайки;
3) закручивал гайки при помощи гаечного ключа;
4) и, наконец, нажимал специальную кнопку, уведомляя диспетчера о своей готовности к следующему прогону.
Работая на химии, Франц не испытывал никаких трудностей с концентрацией внимания. Ему приходилось непрерывно сортировать поступавшую информацию и на ее основе принимать решения — посторонние мысли просто не приходили в голову. У конвейера же думать не нужно было в принципе, и Франц постоянно сбивался с темпа, ловя себя на мыслях о Тане, о своей бывшей работе, о сыне, о взаимоотношениях между мужиками, урками и охраной … словом, о чем угодно, но только не о закручивании гаек. Один раз из-за него конвейер даже задержался, и помощник бригадира — заросший бородой до глаз мужик по кличке «Огузок» — сделал ему вьедливое замечание (бригадир и остальные урки на работу в механические и химические цеха не выходили). После обеденного перерыва Франц концентрировался на работе изо всех сил — что принесло свои плоды, и Огузок отстал. Как и в случае «поля», к пятнице у Франца выработался автоматизм, позволявший выполнять примитивные конвейерные операции быстро и не думая. Однако со следующей недели их перевели в один из пищевых цехов, и ненавистная тюремная действительность вновь завладела его мыслями.
За последующие два с половиной месяца их бригада работала в четырех различных механических цехах, в одном швейном, в двух химических, в двух пищевых, плюс их дважды гоняли на «поле». И нигде более недели они не задерживались. Никаких причин, кроме подавления мышления заключенных, в этой чехарде Франц усмотреть не мог. В конце концов, твердили же им на теоретических, что, «если ты не можешь думать об исправлении своих ошибок — не думай ни о чем».
— — 17-ый сектор Второго Яруса подразделяется на 64 потока, соответствующие 64-ем этажам в его вертикальной структуре. Этажи нумеруются от поверхности почвы вглубь, так что 64-ый этаж является наиболее глубоко расположенным. Плюс 12 производственных этажей. Записали?… Что тебе, 19/21/17/2?
— — Меня господин Наставник как-то раз с собой на склад брали, так мы тогда аж на 78-ой этаж опускались.
— — Не могло такого быть, 19-ый, не могло быть никогда — потому что в учебнике совсем другое написано. А ежели не перестанешь ты дурацкие вопросы задавать во время занятий, то сидеть тебе в карцере двое суток, — вот ведь какая грустная у нас с тобой история получается … Усвоил?
— — …
— — НЕ СЛЫШУ!
— — Усвоил …
— — Ну и лады … А теперь займемся повторением: кто мне ответит, сколькими коридорами прорезан 29-ый Сектор с севера на юг?
Впечатление, что работа придумана им в наказание, подтверждалось тем, что конечный продукт ее был всегда неясен. В химических цехах, например, никто никогда не знал, что является сырьем и что получается в результате. В инструкциях по эксплуатации никогда не приводилось химических формул или названий веществ — все именовалось «сырьевыми компонентами» и «результирующими компонентами» с прибавлениями порядкового номера. В механических цехах Францу ни разу не довелось увидать результата их деятельности в законченном виде: как правило, лента конвейера уходила сквозь проем в стене в соседний цех, а иногда полусобранные механизмы перегружались с конвейера на автокары и увозились в неизвестном направлении охраной. Более того, однажды Францу довелось разбирать какие-то машины на составные части (что идеально объясняло бы происходившее), однако по словам заключенных со стажем такие случаи происходили чрезвычайно редко.