Человек, который «испарился»
Шрифт:
Мартин Бек сидел на плетеном стуле и ждал. Колльберг тихо и неподвижно стоял в дверях спальни. Гюннарссон остановился в центре комнаты. Он снова взглянул на часы, но ничего не сказал.
Прошла минута. Две. Три. Он снова взглянул на часы. Было видно, что ему мешает это чисто рефлекторное движение. Уже спустя две минуты он снова взглянул на часы, но на этот раз попытался замаскировать маневр и провел по лицу тыльной стороной левой ладони и при этом покосился на запястье. Где-то внизу на улице хлопнула дверца автомобиля.
Он открыл рот и хотел что-то сказать. Это было только одно слово.
— Если…
Он сразу пожалел об этом, сделал несколько быстрых шагов к телефону и сказал:
— Извините, мне нужно позвонить.
Мартин Бек кивнул и внимательно смотрел на телефон. 018. Код Упсалы. Все сходится. Шесть цифр. После третьего гудка трубку подняли.
— Добрый день. Это Оке. Анна-Луиза уже уехала? Ага. Когда приблизительно?
Мартину Беку казалось, что он слышит, как женский голос говорит: «Четверть часа назад».
— Ага. Спасибо. До свидания.
Гюннарссон положил трубку, взглянул на часы и медленно произнес:
— Ну так как, отправимся в путь?
Никто не ответил. Прошли долгие десять минут. Потом Мартин Бек сказал:
— Сядьте.
Мужчина нерешительно подчинился. Хотя он старался сидеть спокойно, стул скрипел. Когда он через минуту снова взглянул на часы, Мартин Бек заметил, что у него дрожат руки.
Колльберг зевнул, чересчур открыто, возможно, из-за того, что нервничал. Трудно сказать почему. Когда прошло еще две минуты, мужчина по фамилии Гюннарссон сказал:
— Чего мы ждем?
Впервые в его голосе появились признаки неуверенности.
Мартин Бек смотрел на него, ничего не говорил и размышлял над тем, что бы произошло, если бы мужчина напротив него внезапно понял, что эта тишина заставляет нервничать не только его, но и их. Наверное, это ему не особенно помогло бы. В определенном смысле все они в одной лодке.
Гюннарссон взял со стола шариковую авторучку и тут же снова положил ее точно на то же место.
Мартин Бек перевел взгляд на фотографию. Потом взглянул на часы. С того момента, как Гюннарссон положил трубку, прошло двадцать минут. В худшем случае в их распоряжении еще около получаса.
Он снова посмотрел на Гюннарссона и поймал себя на том, что размышляет о том общем, что у них было. Огромная скрипящая кровать. Вид из окна. Пароходы. Ключ от номера. Влажная жара с реки.
Сам он уже поглядывал на часы совершенно открыто. Казалось, что мужчину, сидящего напротив, это очень раздражает, очевидно, потому что это напоминало ему об их общих интересах.
Впервые за полчаса Мартин Бек и Колльберг посмотрели друг на друга. Если они правы, развязка наступит вот-вот.
Развязка произошла через тридцать секунд. Гюннарссон перевел взгляд с одного на другого и сказал звонким голосом:
— Ну, хорошо. Что вы хотите знать?
Никто не ответил.
— Да. Вы, естественно, правы. Это был я.
— Что произошло?
— Об этом я не хочу говорить, — сказал он сдавленным голосом.
Теперь он упрямо уставился в столешницу. Колльберг, приподняв брови, наблюдал за ним, потом посмотрел на Мартина Бека и кивнул.
Мартин Бек сделал глубокий вдох.
— Вы должны понять, что раньше или позже мы все равно все выясним, — сказал он. — У нас имеются свидетели, которые вас опознают. Мы также найдем водителя такси, который вез вас. Он вспомнит, были вы один или нет. Специалисты осмотрят ваш автомобиль и вашу квартиру. То же самое относится к пожарищу в Хагалунде. Если там был труп, то от него наверняка достаточно осталось даже после пожара. Это не имеет значения. Что бы ни случилось с Альфом Матссоном и куда бы он ни исчез, мы найдем его. Вы не сумеете скрыть все это от нас. В любом случае не сможете скрыть главного.
Гюннарссон посмотрел ему в глаза и сказал:
— В таком случае, я не понимаю, к чему вся эта комедия.
Мартин Бек знал, что эту фразу запомнит надолго, возможно, на всю жизнь.
Положение спас Колльберг. Он сухо сказал:
— Наша обязанность сообщить вам, что вы подозреваетесь в убийстве. Во время официальных допросов вы будете, естественно, иметь право воспользоваться помощью адвоката.
— Альф Матссон поехал в такси со мной. Мы поехали сюда. Он знал, что у меня дома есть бутылка виски и уговаривал меня, чтобы мы поехали ее выпить.
— А потом?
— Мы уже достаточно надоели друг другу. Мы поссорились.
— Почему вы поссорились? — спросил Колльберг.
— Он… Я на него разозлился.
— Почему?
Вспышка в синих глазах. Странная и очень опасная.
— Он вел себя… ну, говорил кое-что… о моей невесте. Секундочку, я могу объяснить вам, как это началось. Если вы заглянете в верхний ящик слева… там есть несколько фотографий.
Мартин Бек выдвинул ящик и нашел фотографии. Он осторожно держал их за края кончиками пальцев. Снимки были сделаны где-то на пляже или в подобном месте, это были такие фотографии, какие молодые люди делают на пляже, когда знают, что их наверняка никто не потревожит. Он быстро перебрал фотографии, почти не глядя на них. Последняя фотография была помята и разорвана. Молодая женщина с ясным взглядом улыбалась фотографу.
— Я был в туалете. Когда вернулся, он стоял у стола и рылся у меня в ящиках. Нашел… нашел эти фотографии, попытался одну из них украсть. Я уже и так разозлился на него, но тут я действительно… меня охватила ярость.
Он немного помолчал и сказал, словно оправдывался:
— К сожалению, я плохо помню все эти подробности.
Мартин Бек кивнул.
— Фотографии я забрал у него, хотя он и не хотел отдавать их мне. Потом он начал говорить всякие гадости об… ну, об Анне-Луизе. Я знал, что все это ложь, но не мог его слушать. Он говорил ужасно громко, почти кричал. Мне кажется, я также боялся, что он разбудит соседей.
Мужчина опустил глаза еще ниже. Он посмотрел на собственные руки. Потом сказал:
— Нет, так далеко я не хотел заходить. Наверное, капля переполнила чашу терпения, не знаю. Я хочу вам рассказать…
— Подробности оставим на потом, — сказал Колльберг. — Что произошло?
Гюннарссон не отрываясь смотрел на свои руки.
— Я задушил его.
Мартин Бек подождал десять секунд. Потом потер указательным пальцем основание носа и сказал:
— А потом?
— Я внезапно совершенно протрезвел или по крайней мере думал, что протрезвел. Он лежал здесь на полу. Мертвый. Было почти два часа ночи. Конечно, мне следовало позвонить в полицию. Однако в ту минуту мне это было не так очевидно.