Человек, который перебегал улицу
Шрифт:
Шелковая блузка, светло-зеленая, новая.
Туфли — французской фирмы «Е1», сильно поношенные, с починенной подошвой.
Темно-красное белье, синтетическое.
Колготки капроновые, производства рижской фабрики «Аврора».
Кольцо из белого металла с коричнево-фиолетовым гладким камнем.
Перечитав опись одежды раз десять, злюсь на себя за то, что не могу представить, как выглядела эта женщина.
Рабочий день близится к концу, я убираю со стола документы и запираю их в сейф.
На улице моросит, все выглядит грязно-серым: дома, пешеходы, автомашины.
Домой идти не хочется.
Нет, идти домой не хочется. Поехать к Артуру? Это далеко, в Иманте, из центра минут сорок езды, поэтому я колеблюсь. И все-таки еду, потому что домой идти не хочется.
Трамвай катится позвякивая. Потом придется пересесть в автобус. В середине вагона возникла ссора. До меня доносится сравнение: «Разъелся, как главный кот в санатории!» Затем ссора разгорается с новой силой и становится все громче, и ничего уже не разобрать, потому что обе стороны решили не слушать друг друга. Радуюсь, что я не в форме, тогда меня постарались бы втянуть в разбирательство. Логика в таких случаях одна — зачем другим этим заниматься, если есть милиционер? Платим же мы подоходный налог, а ему за это деньги платят. Пусть берет этого пьянчугу и тащит куда следует! А ты, может, не спал двое суток, ты, может, сейчас едешь домой прикорнуть хоть часа на два, может, тебе опять не придется спать двое суток. Но до этого никому нет дела. Если ты милиционер, ты обязан следить за порядком, и если ты милиционер, то у тебя вообще нет рабочего времени как такового, ведь, говоря откровенно, ты ничего и не делаешь, только заботишься о порядке.
Я подумал: надо бы сперва позвонить Артуру. Вдруг вскрытие будет только завтра, тогда эта поездка к черту на кулички в Иманту напрасна.
Артур — судебный медик. Он сказал, что на сей раз, если мне жаль времени, я могу на вскрытии трупа не присутствовать. С ним я знаком так давно, что и не вспомню точно, с каких пор. По образованию он врач, но хочет посвятить себя криминалистике, поэтому стал специалистом очень широкого профиля. Его интересы тоже широки — от токсикологии до баллистики или еще дальше. На свете есть всего четыре места, где можно искать этого человека — дома у сравнительного микроскопа, на работе у сравнительного микроскопа, в лодке на озере с обоими сыновьями или на каких-нибудь курсах повышения квалификации по криминалистике.
— Я так и знал, что ты придешь, — увидев меня, говорит Артур.
Его комната — это книжные полки вдоль трех стен до самого потолка. У четвертой стены книжных полок нет — Артур живет в новом доме, четвертая стена — это сплошное окно, выходящее в лоджию, до которой дотягиваются верхушки сосен.
— Чувствуй себя как дома!
Пожелание странное: в комнате кроме полок только большой письменный стол и два стула.
— Откуда ты узнал, что я приеду?
— В связи с этой женщиной.
— Ты считаешь, что случай особенный?
— Мне не давали бы покоя эти одиннадцать тысяч. Тебе ведь тоже не дают.
— Да.
Поездка к Артуру — не только ради того, чтобы сэкономить время. Все равно настоящая работа начнется только завтра утром, и времени фактически я выигрываю не более получаса: как только появится курьер, заключение экспертизы будет лежать на моем столе. Артур ведь все равно заключения не даст, все равно его принесет курьер, да и не ради заключения я сюда ехал. Я хочу услышать, что Артур скажет об этой женщине, хочу узнать его мнение о ней, потому что заключение — это сухой текст, который, к сожалению, не может пробудить моего воображения. Как правило, не может. А мне нужно вполне определенное представление об этой женщине.
— Сильно ее изувечило? — спрашиваю я и меня самого охватывает дрожь, когда я представляю себе тело, которое переехал трамвай.
— Порядочно… — Помолчав, он спрашивает: — Что тебя конкретно интересует?
— Я еще ничего толком не знаю.
— Ты же получил опись одежды.
Я киваю.
— Среднего роста, я бы сказал, хрупкая… Белая стройная шея… Грудь маленькая, крепкая… Талия нормальная, бедра округлые, абсолютно безупречные ноги. Волосы черные, жесткие. Красится.
— Что?
— Красит ресницы, губы… Я не слишком быстро тарабаню, ты улавливаешь?
— Продолжай, продолжай.
— Возраст — примерно двадцать три года.
— Вообще красивая была девушка?
— Да. В лице есть, кажется, что-то монгольское.
— Фотографию я получу?
— От лица мало что осталось, при реставрации придется здорово потрудиться.
— Может, я и без фотографии обойдусь.
— Как знаешь.
Значит, красивая, но довольно бедно одетая молодая женщина. Как у такой могли оказаться одиннадцать тысяч?
Артур ходит вдоль полок, ища глазами какую-то книгу. Наконец, видно, нашел. Артур встал на стул: книга оказалась очень высоко. Нет, он ошибся — не та книга. Слегка выдвинув ее, он глянул на обложку и сразу задвинул обратно. Разговаривая, все продолжал ходить вдоль полок.
— Может быть, ты и впрямь обойдешься без фотографии… По-моему, она имела судимость. В нашей картотеке отпечатков ее пальцев нет, тебе завтра придется связаться с Москвой…
Странно — когда Артур поучает или указывает, меня это не задевает, слушаю все как само собой разумеющееся. Наконец он находит книгу, которую искал и, стоя там же, у полки спиной ко мне, листает. Это какой-то альбом, потому что на страницах текста нет, только иллюстрации.
— У тебя есть основание так думать?
— Да.
Это альбом татуировок. В центре каждой страницы один рисунок.
— Посмотри вот на этот! — Артур постукивает пальцем по рисунку.
Жирная линия изогнута в виде сердца. Я говорю изогнута, потому что линия напоминает мне проволоку. В нижней части сердца видна попытка изобразить розу, в верхней — голубь с конвертом, в центре буквы «А» и «Ц».
— У нее почти такая же татуировка, только буквы «Б» и «Б». Но эти буквы наверняка к тебе не относятся: по идее они должны обозначать инициалы любимого человека. Такой рисунок чаще всего встречается и татуируется в женских колониях или исправительно-трудовых колониях для малолетних, — продолжает Артур, пока я рассматриваю другой рисунок на странице рядом.