Человек, который перебегал улицу

Мне сказали, что это несчастный случай.

Было около двенадцати или чуть позже, а все произошло примерно в десять. Только позднее я счел необходимым уточнить время. Трудностей это не представляет, потому что все телефонные разговоры с дежурным Рижского городского Управления внутренних дел записываются на магнитофонную ленту. Как только набирают ноль-два и дежурный снимает трубку, автомат фиксирует время и начинает запись. Разговор был деловой.

— Дежурный по городу слушает!

— Милиция? Здесь, возле нашего дома, женщина под трамвай попала.

— Давно?

— Только

что… Толпа только-только собирается.

— Откуда вы звоните?

— Из своей квартиры… улица Мэтру, сто тридцать девять.

— Номер квартиры?

— Двенадцать.

— Спасибо, что позвонили.

— Не стоит…

Разговор начался в десять часов восемь минут, по-видимому, происшествие от этого момента отделяло не больше минуты.

После разговора события развивались в обычном порядке: приехала скорая медицинская помощь, примчались автоинспекция и эксперты. Все свидетельствовало о том, что произошел несчастный случай. В этом сомнений почти не было. Я говорю «почти» лишь потому, что иногда сомнения могут вызвать даже совершенно очевидные вещи.

Учитывая изложенное выше, я не очень-то хотел ехать осматривать мостовую на месте происшествия, однако приказ есть приказ, и я, взяв служебную машину, отправился.

Сто тридцать девятый дом оказался большим серым зданием с узкими окнами и поэтому выглядел очень массивным. Старинные железные ворота закрывают подворотню до самого верха, асфальтированный двор полон легковых автомашин и мотоциклов. Со двора видно крыло другого здания с аркой, дальше еще одна такая же, а за ней — параллельная улица, по которой проносятся разноцветные автомашины.

Проходные дворы, должно быть, намного сокращают путь: пешеходов здесь не меньше, чем на улице.

Трамвайные рельсы проложены по обе стороны улицы, почти вплотную к тротуарам. Несчастный случай произошел иначе, чем я предполагал вначале. Я думал, что женщина вышла из ворот сто тридцать девятого дома и по рассеянности попала под проезжавший мимо трамвай, но заключение госавтоинспекции было другим. Женщина направлялась к воротам.

Она остановилась на, проезжей части улицы, пропуская трамвай (вагоновожатая ее видела), но вдруг неожиданно оказалась между вагонами. Теперь ей, конечно, уже никто не мог помочь: ее тащило метров двадцать, пока трамвай наконец остановился. На мостовой я увидел песок, которым присыпали следы крови, и начерченные мелом контуры — положение трупа.

Остановив машину напротив дома, мы с минуту наблюдаем, как через ворота входят и выходят люди. Знака перехода здесь нет, однако люди в этом месте переходят улицу или по нескольку человек стоят, ожидая, пока промчится транспорт. В основном это женщины с близлежащих предприятий — этот район построен еще до первой мировой войны, когда Рига росла очень бурно и главным образом за счет домов для рабочих, которые прибывали из сельской местности и заполняли окрестные фабрики.

Женщины обычно используют обеденный перерыв для покупок. Почти у всех в руках авоськи — у тех, которые направляются в сторону ворот, пустые, а у выходящих из ворот — полные. Большинство магазинов находится на параллельной улице. Хотя на этой улице тоже есть магазины: немного дальше впереди виднеется как бы повисшая в воздухе надпись «Гастроном».

— Ты в чем-нибудь сомневаешься? — спрашивает меня шофер.

— Как раз за сомнения я и получаю большую часть зарплаты.

Выхожу из машины и ищу двенадцатую квартиру, чтобы переговорить с человеком, звонившим в милицию.

Лестничная клетка узкая, темная, но чистая. Квартиру я нахожу быстро, двери одиннадцатой и двенадцатой квартир рядом и отличаются лишь тем, что у одиннадцатой косяки обиты латунью и на один замок больше.

Открыла мне бойкая женщина и, прежде чем

я успел что-либо спросить, сразу поведала, что она с прошлого года на пенсии, но дома усидеть не может, поэтому работает в столовой уборщицей. Я поинтересовался, как ей пришло в голову позвонить в милицию, и она мне начинает выкладывать гораздо больше, чем мне хотелось бы услышать: с утра она жарила картошку, жир брызгался, и им запачкалась вся плита. Горячей водой и тряпкой она тщательно помыла плиту. До блеска! Окно было открыто. И тут она услышала крик и скрежет трамвайных тормозов.

— Что вы увидели, подбежав к окну?

— Сначала ничего. Гляжу — трамвай резко остановился, и, знаете, было какое-то нехорошее предчувствие. «Что случилось?» — спрашиваю у соседа.

— У какого соседа?

— Из одиннадцатой квартиры. Он тоже к окну подошел.

Комната соседа выступает вперед, образует своеобразный фонарь. В нем рядом с широким окном имеются узкие боковые, так что отсюда улица просматривается в пределах всего квартала.

Словно угадав мой интерес к архитектуре дома, хозяйка замечает:

— У нас квартиры лучше, чем у других, потому что раньше, когда квартиру еще не разделили, в ней жил домовладелец. Занимал весь второй этаж. Здесь, пожалуй, комнат двенадцать было.

— А сосед что-нибудь видел? — Я попытался вернуть разговор к существу дела.

— Он сказал, что ничего понять не может. Да, чуть не забыла… Когда я выглянула из окна, по улицу Лоню бежал какой-то мужчина.

Улица Лоню — довольно узкий проулок. Начинается напротив сто тридцать девятого дома и, сжатый с обеих сторон корпусами двух фабрик, тянется до вокзала. Здесь преимущественно одни пешеходы, машин почти не видно, и кажется, что и дальше по обеим сторонам этого проулка только заборы предприятий и нет ни одного жилого дома.

— Бежал?

— Да, по улице Лоню в сторону вокзала.

Где находился мужчина, когда женщина попала под трамвай? Мог находиться совсем недалеко от нее, может быть, даже совсем рядом. Вполне возможно, что рядом. Может быть, он толкнул женщину. Нечаянно? Умышленно? Как в одном, так и в другом случае у него была причина бежать. Если в такой ситуации человек убегает, то это можно рассматривать как бегство и не без причины.

— Вы его хорошо запомнили?

— Нет.

— Пожилой? Молодой?

— Не знаю. Я видела только, что он убегает.

— Может быть, на нем была приметная одежда? Шляпа? Подумайте, не торопитесь с ответом, подумайте…

— Нет, ничего не помню. Видела только, что он бежал…

Уж мне-то известно, что в правдивости этих слов нечего сомневаться. Она вообще этого человека заметила лишь потому, что он бежал. Бегущих людей мы замечаем потому, что в нас еще живет представление, унаследованное от наших далеких предков, живших тысячи лет назад, когда все бегущее могло стать для них пищей, а они, в свою очередь, могли стать пищей для тех, кто гнался за ними. Зато гораздо больше мы не замечаем вовсе. Чтобы заметить, нужно особенно заострить внимание на том или ином объекте, его-то в ходе уголовного расследования мы и стараемся нащупать, но сразу это удается редко. Однажды преподаватель криминалистики пригласил меня участвовать в эксперименте, который он проводил со студентами четвертого курса, то есть с почти готовыми юристами. Я в то время уже писал дипломную работу. Преподаватель, как обычно, вошел в аудиторию с портфелем, вынул конспекты и начал читать лекцию. Потом он выложил из портфеля на кафедру очищенную брюкву и, продержав ее там некоторое время, положил обратно в портфель. Через две недели мы провели опрос. Оказалось, что большинство студентов вообще ничего не заметили, лишь некоторые сумели припомнить, что это был какой-то овощ, но никто не сказал, что это была очищенная брюква. Вот и мне теперь предстояло выяснить приметы бежавшего мужчины. Что ж, будем надеяться на лучшее.