Человек меняет кожу
Шрифт:
– А вы сообщите им, что мы опоздаем со строительством, они обрадуются, – злобно усмехнулся Морозов. – И напишите своему редактору, что пристрастие не только у вас: они допрашивают с пристрастием наших товарищей, мы с пристрастием работаем, а в результате получается объективный факт – революция. До свиданья! Мне нужно ещё отдать кое-какие распоряжения.
Три часа спустя в канцелярию к Кларку явилась группа рабочих.
– Чего хотели? – ощетинился Андрей Савельевич, завидев их на пороге. – Раз уж Тарелкин и Кузнецов тут, значит, без бузы не обойтись. Чего приспичило?
– Мы к товарищу начальнику, –
– Какая ещё делегация? Есть у вас свой рабочком, и – никаких делегаций! Хоть сегодня бузить постыдились бы!
– Подождите, Андрей Савельевич, – поднялся Кларк, объяснявший иностранному писателю схему головного сооружения. – Они могут иметь какое предложение. Не надо тормозить рабочий инициатив.
– Предложение! – недовольно пробурчал уязвлённый прораб. – У них одно предложение: как бы выработки поменьше, а заработки побольше.
– Я вас слушаю, товарищи.
– Да вот, сказали нам, будто работы на скале прекращаются, – берега, что ли, будут расширять, чтобы положе были по случаю сегодняшнего обвала. Говорят, из-за этого строительство на месяц запоздает. Правда это?
– Да, это так, – подтвердил Кларк.
– Так вот, мы пришли заявить насчёт того, что согласны работать добровольцами как есть, чтобы без расширений, и никаких неприятностей от этого администрации не будет. Раз добровольцы, значит по собственному соглашению.
– Администрация вряд ли будет принимать ваше предложение, – строго сказал Кларк. Он был взволнован неожиданным заявлением рабочих и боялся, что его голос дрогнет и выдаст волнение.
– Почему не будет принимать? – удивился Тарелкин. – Кто не хочет, пусть не работает. Подберём пять-шесть бригад из одних добровольцев. Больше не надо. Могут и подписку дать, что по собственному желанию.
– Хорошо, я буду передавать ваше предложение начальнику строительства. Но я повторяю, администрация вряд ли будет соглашаться рисковать вашу жизнь.
– Пусть уж администрация так шибко о нас не беспокоится, – выступил вперёд Кузнецов. – Семи смертям не бывать, а одной не миновать. Сами кричат, и на собраниях, и в газете, мол, строительство – это фронт. А раз фронт, значит надо по-фронтовому. Ежели на фронте случится опасное дело вроде разведки или вылазки, значит кто охотник, тот идёт. А неохота – оставайся, не принуждаем. Так и тут. Раз хотят ребята работать добровольцами – значит, их дело, и администрация тут ни при чём.
– Хорошо, я сегодня буду передавать ваше заявление начальнику.
Рабочие заторопились к выходу.
– Товарищи, – поднялся иностранный писатель, – разрешите мне пожать вам руки.
– Чего? – удивлённо уставились на человека в берете Тарелкин и Кузнецов.
– Я говорю, разрешите мне пожать ваши руки. Я тронут вашим геройством, достойным страны социализма.
Тарелкин и Кузнецов переглянулись.
– Вы что, из газеты будете? – осторожно спросил Тарелкин.
– Я писатель.
– Да, писать в газетах вы мастера! – понимающе поддакнул Тарелкин, – а когда до дела дойдёт, тогда ваших нет. Ты вот скажи им лучше, администрации-то, чтобы дуру не валяла. А то только и знай кричат: то мало вырабатываешь, то плохо работаешь, а хотят люди работать – не дают.
Они осторожно пожали руку иностранцу, поправили козырьки кепок и исчезли за дверьми.
…Передав иностранного писателя одному из инженеров, Кларк отправился разыскивать Морозова. Он застал его на головном сооружении, проверяющим качество бетона. Кларку не хотелось говорить при бетонщиках, он отозвал Морозова в сторону. Они спустились на перемычку и присели на каменном барьере у фонаря. Кларк вкратце изложил предложения рабочей делегации. Морозов слушал не перебивая.
– Вы кончили?
– Да.
– Так вот, всё это – ненужное фанфаронство. Никаким добровольцам работать в условиях, опасных для жизни, мы не позволим. И пусть они бросят заниматься агитацией. Ко мне приходили уже ваши персы и заявили: раз русские пойдут работать добровольцами, мы тоже встанем на работу. Скажите делегатам, если они хотят показать своё геройство, пусть его покажут без форса, в нормальных условиях, повышая норму выработки.
Кларк покраснел.
– Товарищ Морозов, вы есть начальник, решение остаётся с вами. Но позвольте мне оставить за собой особое мнение. Я думаю, то, что вы делаете, не есть правильно. Рабочие хотят ускорять окончание строительства, а вы не хотите допускать. Это есть тормозить рабочий энтузиазм. Это есть затирать рабочий инициатив. Это есть оппортунизм.
Морозов прищурил глаза.
– А стоять в стороне и смотреть, как рабочие убиваются, это, по-вашему, как называется?
– Я не стоять в стороне, – покраснел ещё гуще Кларк. – Я приходил сказать, что инженерный персонал не должны отставать от рабочих и что я лично всё время работ буду с рабочими в траншее.
Морозов поднялся.
– Извините меня, товарищ Кларк, я незаслуженно вас обидел. Я никогда не сомневался ни в вашей честности, ни в вашей отваге, ни в вашей глубокой преданности делу строительства. То, что вы предлагаете, очень трогательно и очень благородно. Особенно трогательно это услышать из уст иностранного инженера. Только, несмотря на всё моё уважение к вам и к вашему поступку, как начальник строительства и ваш непосредственный начальник, я не разрешу вам привести его в исполнение. Вы только что назвали меня оппортунистом, и я на вас не обиделся. Думаю, и вы на меня не обидитесь. Я рад, что вы так быстро усвоили нашу политическую терминологию, но, мне кажется, вы не совсем ещё овладели её содержанием. Рабочая инициатива – прекрасная вещь, но на то и существует авангард рабочего класса – партия, и на то партия поставила нас у руководства страной и строительством, чтобы мы направляли эту инициативу в надлежащее русло. Оппортунизм, дорогой товарищ Кларк, – это линия наименьшего сопротивления. Часто оппортунистом является не тот, кто отказывается возглавить неверно направленную рабочую инициативу и старается перевести её на правильные рельсы, а именно тот, кто идёт на поводу у такой инициативы, потому что подчиняться ей в данную минуту легче и выгоднее, чем её направить.
– Вы меня не убедили. Ваша партия верно говорит. что строительство – это есть фронт. Командир на фронте никогда не останавливается перед потерей несколько человек, чтоб ускорить победу. Вы есть враги и насмешники гуманизма, а сами поступаете, как гуманист.
– Ваша параллель – неудачна. Плохой командир бросается своими красноармейцами, если может обойтись без потерь. Рабочая и крестьянская кровь, товарищ Кларк, это дорогая кровь. Когда будет в этом необходимость, – а она не за горами, – каждый из нас сумеет погибнуть просто и без лишних слов. Разбазаривать рабочую кровь тогда, когда в этом нет жёсткой необходимости, – это преступление. Давайте будем считать эту тему исчерпанной.