Человек меняет кожу
Шрифт:
Глава одиннадцатая
Поздно вечером, управившись с банкетом, Морозов вызвал машину.
Банкет, по отзывам присутствующих, прошёл хорошо. Кирш сказал блестящую, остроумную речь. Хорошую советскую речь сказал и Мурри. К девяти часам утомлённые гости сами предложили отсрочить до завтра осмотр дальнейших участков. Кирш, не выдержав до конца, уехал на Ката-Таг вместе с предцика и предсовнаркома Таджикистана. Морозов, как подобает хозяину, не тронулся с места, пока не проводил на отдых последних гостей.
Не доезжая до Ката-Тага, мотор остановился, изрядно хлебнув воды. Дорога была затоплена. Продвигаться дальше приходилось пешком. Морозов достал карманный фонарь и полез в воду. Прохлюпав по воде километра полтора, он выбрался наконец на сухую дорожку и пошёл на свет рефлекторов. В жидком электрическом сиянии он увидел когорты людей, вооружённых кетменями, похожими на кривые секиры. Люди прыгали через урчащие водопады, проваливались по колена в жидкую мякоть земли, карабкались и бежали дальше. Подхваченный человеческим потоком, Морозов побежал наугад. До него долетели передаваемые из уст в уста беспорядочные слова команды:
– Посторонись! Посторонись!
– Чего?
– Экскаваторы идут!
С грохотом и лязгом, покачиваясь на причудливо сплющенных колёсах гусениц, проползли мимо, один за другим, два экскаватора, таща на буксире громоздкие громады собственных теней. У каждого экскаватора было по две стрелы: одна – реальная, устремлённая высоко вверх, другая – удлинённая в бесконечность – ломаным зигзагом бесшумно скользила по земле.
– Бе-ре-гись!
– Бригада колхоза «Передовик» – на сто девяносто четвёртый пикет! Расчистить проход для экскаватора!
Лава людей, опережая механизмы, хлынула на полуразмытый отвал. Из-под опущенных кетменей дружно брызнула земля.
Морозов выбрался на бугор и лицом к лицу столкнулся с Уртабаевым.
– Что слышно?
– Экскаваторы пришли, товарищ начальник! – официально отрапортовал Уртабаев.
От Уртабаева и к Уртабаеву, вниз и вверх, бежали эстафеты с короткими распоряжениями и рапортами с места.
«А хорошо работает малый. Организованно и без паники», – подумал Морозов.
– Возьмёте руководство? Я тогда пойду присмотрю за укреплением дамбы, – предложил Уртабаев.
– Нет, зачем же? Вы уж организовали работу, руководите до конца.
– Как хотите.
– Кто там присматривает за дамбой?
– Рюмин.
– Хорошо. Скажите ещё в двух словах: какие потери?
– Затоплен посёлок одного колхоза.
– А жители?
– Жители ушли за несколько часов до обвала. Оба киргизских колхоза. Остальные все на месте: вышли с кетменями помогать в ликвидации прорыва.
– Хорошо. Материалы для укрепления дамбы не снесло?
– Часть смыло водой, но того, что осталось – хватит.
…У ста девяносто седьмого пикета группа рабочих, под командой плотника Климентия, штукатурила глиной обнажённый скелет дамбы. Морозов подобрал лопату и погрузил её в землю. Нога увязла по колено в глинистом вареве. Он вытащил лопату и, вырывая раз за разом огромные комья земли, стал зашпаклевывать первую заплатанную камышом брешь. Глина, размытая водой, брызгала в лицо. Он уминал её руками, заклёпывал заступом, наваливал поверх новые центнеры притащенной снизу земли. Истёртые в кровь руки прилипали к черенку лопаты. Земля под подошвами билась, как придавленная артерия. Он топтал её в исступлении ногами. Кто-то силой оттащил его в сторону и поволок под откос. Утрамбованная Морозовым земля вздулась и выскочила, как пробка. Вода рухнула вниз.
– Беги, зови на подмогу! На подмогу зови! Дамбу снесёт! – заглушая шум воды, кричал с той стороны поток Климентий.
Морозов бросил лопату и побежал на гул голосов. В двухстах шагах он наскочил на ораву пёстрых теней. В середине, на бричке, стоял Уртабаев и кричал что-то по-таджикски. Морозов протиснулся через толпу и ухватил Уртабаева за руку.
– Дайте людей! Людей дайте! Дамбу снесёт к чёрту!
Уртабаев привлёк его за плечо.
– Сколько? Сто? Двести? Бери! Колхозники пришли! «Красный Октябрь» и «Красный пахарь»! Эх, Морозов, живём! Ещё идут! Бери всех!
– Слушай, Уртабаев, там вода пошла опять каналом. Вода пошла! Позвони на головное!
– Телефон не работает.
– Надо кого-нибудь послать.
– Поехал Кларк. Уже час назад. Там какая-то мелкая неполадка с одним щитом. Всё будет в порядке…
…Когда колхозники «Красного пахаря» сменили выбившуюся из сил команду Климентия, Морозов вытер рукавом лоб и присел под откосом на опрокинутую тачку. Хотелось курить. Он достал папиросы, долго тёр отсыревшие спички, и, сломав последнюю, растерянно оглянулся. Рядом, спиной к нему, отдыхал рабочий из бригады Климентия. Морозов тронул его за плечо.
– Спичек случайно нет, товарищ?
– Нет! – грубо буркнул рабочий.
Голос показался Морозову знакомым: да ведь это же Тарелкин! Морозов не ощутил привычного раздражения, которое вызывал в нём раньше один вид Тарелкина. Сейчас он напомнил Морозову о Дарье, которой не будет никогда, и этот грубый парень вдруг показался ему кем-то очень близким, может быть самым близким, единственным человеком, способным разделить его боль.
– А Дарья уехала… – сказал вслух неожиданно для самого себя Морозов.
– Куда уехала? – обернулся Тарелкин.
– Не знаю. Не сказала. Искал её в Сталинабаде, – нет. Говорят, в Россию уехала, а куда в Россию, разве найдёшь?
– Это ты её обидел, – сурово сказал Тарелкин. Лица его в темноте нельзя было разглядеть.
– Да, я её обидел, – покорно подтвердил Морозов.
Мимо с плеском и грохотом, обдавая их обоих водой, пронеслась вереница бричек, стремительных и тревожных, как тачанки.
– На, кури! – неожиданно достал из кармана спички Тарелкин.