Человек, объявленный в розыск
Шрифт:
Кэбмен высадил нас у дома мистера Джервиса в семь тридцать. Холмс настоял на том, что я должен сопровождать его. Нас провели в просторную гостиную и попросили подождать, пока банкир сможет нас принять.
Мистер Джервис, плотный цветущий джентльмен лет пятидесяти, зевая, вышел к нам через несколько минут. Его, казалось, окружал ореол успешности, от него прямо-таки веяло богатством.
– Прошу прощения, что заставил вас ждать, джентльмены, - сказал он.
– Но для меня час довольно ранний.
– На самом деле, мистер Джервис, - ответил Холмс, - это нам следовало бы извиниться. Однако я
– Я буду счастлив ответить на ваши вопросы, если это в моих силах, - заверил его банкир. Его толстые пальцы машинально перебирали связку брелоков, свисавших с массивной золотой цепочки для часов.
– Когда мистер Бут приступил к работе в вашем банке?
– спросил его Холмс.
– В январе 1881.
– Вы не знаете, где он поселился после своего переезда в Шеффилд?
– Он снял комнаты на Ашгейт-роуд, и, по-моему, там он и проживал до сей поры.
– Знаете ли вы что-нибудь о его жизни до того, как он перешел к вам?
– Боюсь, очень мало. Кроме того, что его родители умерли, и того, что он пришел к нам с лучшими рекомендациями от одного из наших филиалов в Лидсе, я ничего не знаю.
– Считался ли он расторопным и надежным работником?
– Он был одним из лучших и умнейших людей, когда-либо работавших под моим началом.
– Как вы считаете, владел ли он хоть одним языком, кроме английского?
– Практически уверен, что нет. У нас работает клерк, который отвечает за всю зарубежную корреспонденцию, и я точно знаю, что Бут все время отдавал ему письма и документы на перевод.
– С точки зрения вашего опыта в банковских делах, мистер Джервис, на какое время он мог рассчитывать между предъявлением фальшивых чеков и обнаружением подлога?
– Ну, это зависит от многих обстоятельств, - задумался Джервис.
– В случае, если бы чек был один, прошло бы не менее недели-двух, если только сумма не была бы достаточно велика и не потребовала бы особого подтверждения. Тогда деньги вообще не были бы выданы. Что касается нынешней ситуации, где задействована дюжина фальшивых чеков... Хотя бы один из них должен был бы привлечь внимание не позднее, чем через двадцать четыре часа, что сразу же привело бы к обнаружению подлога. Ни один разумный человек не стал бы рассчитывать, что подобное преступление останется нераскрытым дольше.
– Спасибо, - Холмс поднялся.
– Это все, что я хотел узнать. Я свяжусь с вами, когда у меня появятся новости по этому делу.
– Я буду чрезвычайно вам обязан, мистер Холмс. Этот случай действительно вызывает у нас большое беспокойство. Дальнейшие шаги мы оставляем полностью на ваше усмотрение. Делайте все, что сочтете нужным. Да, кстати. Я проинструктировал домовладелицу Бута, чтобы до вашего осмотра в его комнатах ничего не трогали.
– Это очень разумно с вашей стороны, - заметил Холмс, - и значительно поспособствует нашему расследованию.
– Я также получил распоряжения от своего руководства, - добавил банкир на прощание.
– Пожалуйста, записывайте суммы всех ваших расходов, деньги вам будут немедленно возвращены.
Ашгейт-роуд была совсем
– Доброе утро, Холмс, - произнес полицейский. Вид у него был чрезвычайно самодовольный.
– Вы прибыли слишком поздно. Полагаю, у меня уже есть вся информация, необходимая для поимки преступника.
– Рад это слышать, - сухо отозвался Холмс.
– И, если это так, поздравляю вас от всей души. Возможно, после того, как я немного осмотрюсь здесь, мы смогли бы сравнить наши наблюдения?
– Пожалуйста, если хотите, - сказал Лестрейд с видом человека, который может позволить себе некоторую снисходительность.
– Откровенно говоря, думаю, вы зря потратите время. Может, я просто расскажу о том, что я уже обнаружил?
– И тем не менее. Считайте это моей причудой и отнеситесь к этому с юмором.
Холмс, негромко насвистывая, склонился над каминной полкой, потом оглядел комнату и резко повернулся к миссис Пурнель.
– Мебель в этой комнате принадлежит, конечно, вам?
Миссис Пурнель кивнула.
– Картина, которую сняли со стены над камином утром в прошлую среду, - продолжил Холмс, - принадлежала, полагаю, мистеру Буту?
Я проследил за взглядом Холмса: невыцветший кусок обоев ясно указывал на место, где висела картина. Как бы я ни был хорошо знаком с методами моего друга, даже я не сразу сообразил, что волокна паутины, скопившиеся за картиной, и все еще заметные на стене, подсказали ему, что картину могли снять только непосредственно перед тем, как миссис Пурнель получила распоряжение ничего не трогать в комнатах жильца. В противном случае уборка, явно проведенная во всех остальных помещениях, наверняка уничтожила бы их.
Почтенная леди уставилась на Холмса, открыв рот от изумления:
– Мистер Бут своими руками снял ее утром в среду, - подтвердила она.
– Эту картину он написал сам, говорил, что она еще не закончена. Он завернул ее в бумагу и забрал с собой, сказав, что собирается подарить ее другу. Это меня очень удивило, поскольку я знала, что он ей очень дорожит: однажды он сказал мне, что ни за что с ней не расстанется. Теперь-то, конечно, понятно, почему он решил от нее избавиться.
– Конечно, - задумчиво проговорил Холмс.
– Как я вижу, по размеру картина была небольшой. Это была акварель?
– Да, изображение вересковой пустоши, а три или четыре больших камня на голой вершине холма образовывали что-то вроде стола. "Друидические камни" или что-то вроде этого. Так мне сказал мистер Бут.
– И много картин написал мистер Бут?
– поинтересовался Холмс.
– Ни одной, сэр. По крайней мере, пока жил здесь. Он говорил мне, что увлекался этим в юности, но потом забросил.
Холмс еще раз обвел глазами комнату, и вдруг издал удивленное восклицание, указав на стоящую на пианино фотографию.