Человек-пчела
Шрифт:
— Эти вещи составят достойную коллекцию, — наконец сказал он. — Думаю, в подвалах под моим замком все это есть.
Он позвал джиннов, вручил старшему списки и приказал им спуститься в подвалы и принести все там упомянутое.
Полчаса спустя джинны вернулись и громогласно заявили, что вещи готовы и сложены в кучу во дворе.
— Помогите этим людям, — Альфрамедж кивнул на разбойников, — отнести вещи в музей королевы.
Джинны покорно склонили головы. Странник поблагодарил волшебника, и шайка снова двинулась в город. Странное было это зрелище. Полдюжины джиннов тащили чучело мамонта, еще полдюжины волокли настоящий скелет кита, а разбойникам выпало нести остальные причудливые вещицы. Когда все предметы были расставлены по своим местам, наступило утро. Разбойники и ученик отшельника вернулись в пещеру, джинны исчезли, а путешественник отправился к королеве во дворец просить приема.
Увидав королеву, он заметил, что она бледна чрезвычайно, а пудра на щеках не может скрыть следов недавних слез.
— Хорошо, что вы вернулись, — начала королева, — но теперь мне даже не хочется слышать, удалось ли вам разжиться любопытными вещицами. Музея больше нет. Его ограбили, воры утащили буквально все из моей коллекции, все, что собиралось годами.
— Мне рассказывали о вашей беде, — отвечал странник. — Но, смею заметить, ваш музей уже полон. Не пожелает ли Ваше величество взглянуть на новую коллекцию? Вдруг она частично восполнит ваши потери?
— Восполнит? — встрепенулась королева. — Никто не сможет вернуть украденного. Я даже не желаю смотреть, что вы принесли!
— Как будет угодно Вашему величеству, — поклонился путешественник. — Тогда разрешите, Ваше величество, допустить в музей публику? Вдруг новая коллекция привлечет простолюдинов?
— Разрешаю! — смилостивилась королева. — Я буду только рада, если мои подданные, наконец, заинтересуются музеем. Я прикажу распахнуть двери тюрем. Пускай каждый посмотрит, что вы там принесли. И если кто-то увлечется музеем, я отпущу его домой.
Королева наскоро сочинила декрет. Следующие дни музей был заполнен толпами людей, бродящими между чучелами животных, птиц и рыб, между редкими букашками, камнями и растениями, между прекрасными картинами и просто странными и поучительными штучками из подвалов Альфрамеджа. Королевские стражники, которых послали разведать, действительно ли народу пришлась по душе новая коллекция, не сомневались насчет ответа. Глаза посетителей горели от восторга, потому что каждый нашел в музее то, что хотел увидеть. Среди посетителей шнырял и ученик отшельника, правда, он чаще вертелся у витрины с рыболовными снастями: от самых мелких крючочков до китового гарпуна.
В тюрьмы никто не вернулся. Счастливые семейства воссоединились, и вновь весело заплясало пламя в очагах. Утром четвертого дня делегация горожан посетила королеву, чтобы засвидетельствовать ей признательность за доставленное удовольствие. Радостные лица подданных озадачили королеву, и она послала за путешественником.
— Скажите, любезный, как вы смогли догадаться, что интересует мой народ?
— Я просто спросил их и принес то, что они пожелали видеть, — честно отвечал путешественник.
— Хорошо у вас вышло, — пробормотала королева. — Жаль трудов, которые я положила на старый музей. Многие годы собирала я петельки для одежды. Пожалуй, на свете не осталось петелек, которых бы не было в моем музее. Мои агенты рыскали по далеким странам в поисках петелек, шелковых, шерстяных, позолоченных. У меня не было двух одинаковых петелек. И ни у кого не было такого музея! Но кроме пары портных и старой белошвейки никто не проявил к моей коллекции ни малейшего интереса. Я рада, что мой народ, наконец, счастлив, но не могу без горечи вспоминать мои никчемные хлопоты и мои петельки.
— У Вашего величества впереди длинная жизнь, — осторожно заметил путешественник. — И чем дальше, тем больше вы будете верить в одну простую истину: мы не можем заставить других людей любить что-то только потому, что сами от этого без ума.
— Послушайте, а вы не переодетый король? — улыбнулась королева.
— Ваше величество шутит, — поклонился путешественник.
— Да нет, я не шучу. Сдается мне, так оно и должно быть, — посерьезнела королева. — Но раз это пока не так, мы это быстро исправим. Мне кажется, вы бы куда лучше меня управляли моими людьми и моей страной. Я отказываюсь от трона в вашу пользу.
— Ваше величество! — путешественник был ошеломлен неожиданным предложением. — Не смею посягнуть на ваш законный трон. Если пожелаете, я готов оставаться рядом с вами и советовать вам время от времени полезные вещи.
— Хм! Достойный ответ! — пробормотала королева. И, повернувшись к слугам, распорядилась начать подготовку к свадьбе.
Свадьбу сыграли на другой день. Королева после обручения нанесла визит в музей и, к удивлению своему, надолго там задержалась. Тут-то новый король на радостях и поведал королеве, что случайно разузнал, где разбойники спрятали украденные из старого музея одежные петельки. И предложил построить другой музей и перетащить петельки туда.
— Не будем спешить, — остановила его королева. — Я должна освоиться среди ваших подарков, а о петельках мы еще поговорим.
Ученик отшельника не вернулся в свое жилище на горе. Он почувствовал вкус к вольной разбойничьей жизни, так непохожей на его прежнее житье-бытье. И решил бросить науки и присоединиться к шайке. Он посоветовался с атаманом, и тот вместо ответа благословил его. И добавил:
— Давай, парень! Из тебя выйдет настоящий рубака! А я на своем веку навоевался! Наворовал столько, что не знаю, куда девать всякий хлам. Очень мне поглянулась спокойная участь отшельника. Махнемся? Я стану учеником старого отшельника, а ты примешь моих удальцов?
Они ударили по рукам. Атаман удалился в горы на поиски учителя, а бывший ученик возглавил шайку.
О прошедших переменах донесли королю. Король послал за участником своих недавних приключений.
— Я хочу наградить тебя, — сказал король, — за помощь и добрый совет. Но пойми и ты меня, не могу же я позволить тебе разбойничать в моих владениях?
Юный атаман вздохнул разочарованно, и физиономия его уныло вытянулась.
— Я понимаю вас, Ваше величество, — протянул он. — Но все же жаль, что моя разбойничья жизнь оборвалась, едва начавшись. — И вдруг лицо его озарилось улыбкой: