Человек Плюс
Шрифт:
Казалось, это было так давно. Всего неделю назад Бренда Хартнетт привела детей, попрощаться с ним и сестрой Клотильдой, а они уже почти забыли об этом. Теперь звездой был монстр по имени Роджер, а смерть другого монстра, занимавшего это место еще недавно, ушла в историю.
Кайман вынул четки и принялся отчитывать полторы сотни Аве Мария. Повторяя слова молитвы, он ощущал приятную, теплую тяжесть зерен слоновой кости, прохладный контраст хрусталя. Он уже решил, что возьмет подарок Его Святейшества с собой, на Марс. Конечно, будет жаль, если четки погибнут — между прочим, если и он погибнет, тоже будет жаль,
Он почувствовал, что рядом с ним кто-то стоит.
— Доброе утро, отец Кайман.
— Привет, Сьюли.
Он удивленно глянул на нее. В ней было что-то необычное, но что? Он уже заметил, что ее темные волосы золотятся у корней, но в этом не было ничего удивительного: даже священникам известно, что женщины меняют цвет своих волос, когда захотят. Некоторые священники тоже, если уж на то пошло.
— Как идут дела? — спросила она.
— По-моему, великолепно. Ты только посмотри, как они скачут! Роджер в отличной форме, лучше не бывает. Я думаю, что мы, Deo volente, [4] все же успеем к запуску.
4
Милостию божией (лат.)
— Я вам завидую, — ответила медсестра, глядя в марсианскую камеру. Кайман вскинул голову, с удивлением глядя на нее. В ее голосе слышалось больше чувств, чем полагается для обычной, между прочим сказанной реплики.
— Я серьезно, Дон. В космическую программу я пошла работать прежде всего потому, что хотела полететь сама. Может, у меня и получилось бы, если…
Она задумалась и пожала плечами.
— Вот, помогаю сейчас вам с Роджером. Разве не для этого созданы женщины, а? Помощницы. Кроме того, это вовсе не так уж плохо, когда помогаешь в таком серьезном деле, как это.
— Что-то ты говоришь не очень убежденно, — заметил Кайман.
Она усмехнулась и снова посмотрела в камеру.
Музыка остановилась. Кэтлин Даути выбросила сигарету и немедленно прикурила другую.
— О'кей. Роджер, Альфред? Десять минут перерыв. Отлично получается, ребята.
В камере Роджер позволил себе сесть, скрестив ноги. Он выглядит точь-в-точь, как дьявол на вершине холма, в какой-то старой классической ленте Диснея, подумал Кайман. «Ночь на Лысой горе»?
— Что такое, Роджер? — окликнула Кэтлин. — Ты не устал, не притворяйся.
— От этого — устал, — огрызнулся он. — Не знаю, зачем мне все эти танцульки? Вилли этим не изводили.
— Вилли умер.
Наступило молчание. Роджер повернул голову к ней, глядя сквозь стекло большими сетчатыми глазами.
— Ему не дали станцевать?
— Откуда тебе знать? Да, конечно, ты сможешь выжить и без этого, — ворчливо согласилась она. — Но с этим тебе будет проще. Вопрос не в том, чтобы научиться двигаться. Ты должен научиться двигаться еще и так, чтобы не разнести все вокруг. Ты хоть представляешь, какой ты сейчас сильный?
За стеной камеры Роджер задумался, потом мотнул головой.
— Что-то я не чувствую себя особенно сильным, — прозвучал бесцветный голос.
— Ты можешь
Экс-параплегик сложил руки на кругленьком брюшке и ухмыльнулся. Ему было пятьдесят восемь лет, и до того, как миастения разрушила его конечности, он не отличался особым телосложением.
— Минута сорок семь, — гордо ответил он.
— Думаю, ты пробежишь быстрее, Роджер, — продолжала Кэтлин. — Поэтому ты должен научиться, как управлять этой силой.
Роджер что-то неразборчиво буркнул, а потом поднялся.
— Уравняйте шлюз, — сказал он. — Я выхожу.
Техник щелкнул переключателем, и мощные насосы стали впускать воздух в шлюзовую камеру. Звук был такой, будто линолеум рвался.
— Ой! — охнула Сьюли Карпентер над ухом у Каймана. — Я забыла надеть контактные линзы!
И вылетела прочь, пока Роджер еще не вышел наружу.
Кайман недоуменно поглядел вслед. Одна загадка разрешилась: он понял, что в ней было необычного. Но зачем Сьюли понадобилось носить линзы, которые меняли цвет ее карих глаз на зеленый?
В конце концов он пожал плечами и сдался.
Мы знали ответ. Нам пришлось немало потрудиться, чтобы найти Сьюли Карпентер. Обязательные требования составляли длинный список, но цвет глаз и цвет волос стояли самым последним пунктом: и то, и другое можно было с легкостью изменить.
По мере приближения старта положение Роджера стало изменяться. Две недели он был куском мяса под ножом мясника, его рубили и разделывали, как тушу, а он не знал, что с ним происходит, и не мог даже возразить. Потом он стал учеником, выполняющим задания учителей, обучаясь владеть своими чувствами и использовать свое тело. Это был переход от лабораторного препарата к полубогу, и Роджер уже прошел больше половины пути.
Он чувствовал, как это происходит. Уже несколько дней он требовал объяснить все, что его просили сделать — и ему объясняли. Иногда он даже отказывался. Кэтлин Даути была уже не строгой начальницей, которая могла приказать ему сто раз подтянуться или час крутить пируэты. Теперь она была его подчиненной, и помогала ему в том, что хотел делать он. Брэд, который все реже шутил невпопад, и стал гораздо внимательнее, теперь просил Роджера об одолжении. «Ты не прошел бы этот тест на цветоделение? Сделай, пожалуйста, это пригодится для моей статьи». Иногда Роджера можно было уговорить, иногда — нет.
Чаще всего — и без возражений — это удавалось Сьюли Карпентер, потому что она всегда была рядом и всегда заботилась о нем. Он уже почти забыл, что она напоминала Дори, и видел только, что она очень симпатичная.
Она отвечала его настроению. Если он злился, она была спокойной и приветливой. Если ему хотелось поболтать, она болтала. Иногда они во что-нибудь играли. Она оказалась очень сильным противником в скрэббл. Однажды, поздно ночью, когда Роджер экспериментировал, сколько времени он сможет выдержать без сна, она принесла гитару, и они пели. Ее приятное, ненавязчивое контральто оттеняло его бесцветный и почти монотонный шепот. Когда он смотрел на нее, ее лицо изменялось, но он научился обращаться с этим. Когда ему хотелось, схемы интерпретации отражали его чувства, и иногда Сьюли Карпентер была похожа на Дори больше, чем сама Дори.