Человек по кличке Мышь
Шрифт:
Неужели Люка тоже догадывается о возможности столь драматичного поворота в его судьбе? Тогда получается, что он упрятал его ради его же собственного блага, чтобы спасти от рук убийц. Чудны дела твои, Господи!
Ночью старик спал плохо. Он напряженно ловил малейший шорох: редкие шаги по лестнице, отдаленные телефонные звонки. Телефоны трезвонили, не умолкая, всю ночь.
В восемь часов утра в камере снова возникла знакомая фигура полицейского, и тот, зевая, поинтересовался, чего он хочет на завтрак.
— Я хочу видеть старшего инспектора! — взвился Мышь.
— Старший инспектор еще не пришел.
— Когда придет, скажи, что я хочу поговорить с ним.
— Неужели ты решил отказаться от завтрака? — вполне искренне удивился полицейский и скрылся за дверью.
Тем не менее через какое-то время ему принесли круассаны, бутылку кофе с молоком и несколько кусочков сахара, завернутых в бумагу. Окно было задраено наглухо, и чем выше поднималось солнце, тем невыносимее становилась духота в камере. В конце концов Мышь сбросил с себя пиджак и, сняв башмаки, улегся на кровать. Но тут же вскочил на ноги и стал нервно расхаживать по камере, изредка прижимаясь ухом к двери и пытаясь угадать, что происходит снаружи. Время близилось к полудню, а старший инспектор так и не объявился. На сей раз никто не стал интересоваться его гастрономическими пристрастиями. В обед дежурный доставил в камеру увесистый пакет со съестным, которого оказалось гораздо больше, чем дали на ужин, плюс две бутылки красного вина.
И снова Мышь умял все до последней крошки, пребывая в состоянии крайнего возбуждения. Он также осушил до дна обе бутылки и завалился спать. Кажется, он продрых несколько часов, но когда прохватился, то солнце было еще высоко. Чувствовал он себя неважно. Во-первых, уже сутки он не справлял нужды, а все съеденное и выпитое давало о себе знать. Старик обвел глазами камеру и не нашел места, полагающегося для подобных отправлений. Уж не специально ли его кормили как на убой? — тут же закралось у него новое подозрение. Станут теперь наблюдать за тем, как он мучается. Наверняка же в стене есть глазок, через который они следят за каждым его шагом. Уж в чем-в чем, а в этом он готов был поклясться.
Мышь снова бросился к двери и стал отчаянно барабанить. Пусть практикуют свои шуточки на уголовниках и убийцах, а он — не из таких. В конце концов, всем известно, что он — добропорядочный гражданин, живущий в ладу с законом. И с полицией у него отменные отношения.
А все этот мерзкий Люка! Чем дальше, тем больше в душе старика зрела ненависть к старшему инспектору. Недаром ему с самого начала не понравилась его физиономия. Мерзопакостная, хитрая рожа! От такого не услышишь доброго слова, такой не улыбнется тебе просто так. Противный, бессердечный тип! Вот Логно — совсем другое дело. Тот только брови насупит и молчит себе. А в глубине души он — добряк. Вот и поплатился за свою доброту! Какие-то подонки избили бедолагу, и очень даже может быть, что Зануда умрет. А этот хитрец станет говорить, что это он до всего докопался, и конечно же, присвоит все лавры себе.
Между тем Логно умен, чертовски умен, только мало кто об этом догадывается. Разве что вот он, Мышь! Недаром только они двое и знают всю правду. Впрочем, он пока — единственный, кто видел труп. А следовательно, что мешает ему явиться к господам из Базельской группы и сказать им примерно следующее:
— Купите мне крохотный домик, назначьте мне скромную пенсию, и я расскажу вам всё! А если вас больше устраивает мое молчание, то я буду нем как рыба.
Да, именно так он и поступит. И пусть не надеется этот вредный Люка, что сможет развязать ему язык. Он будет молчать, несмотря на все его подачки, горы съестного и бочки с выпивкой.
Больше года ему все равно не дадут. А за что, скажите на милость! Через год он выйдет на свободу и спокойненько заберет свои денежки в бюро находок. Они обязаны вернуть ему все, до последнего су.
Размышления старика были прерваны появлением дежурного. Полицейский широко распахнул дверь и скомандовал:
— С вещами на выход!
— Старший инспектор уже на месте?
— Понятия не имею!
— Ну, подождите у меня! — вконец разозлился Мышь и стал торопливо одеваться. — Сейчас я ему такое устрою! Надолго запомнит!
Пока его вели по лестнице, Мышь продолжал изрыгать угрозы в адрес старшего инспектора и осыпать проклятиями всех подряд. Наконец его ввели в огромную светлую комнату, похожую на приемную. Четверо мужчин стояли в углу и о чем-то негромко разговаривали между собой. Старик моментально превратился в слух, пытаясь разобрать хотя бы слово из того, о чем они болтают. С некоторых пор у него появилась фобия: ему стало казаться, что все говорят только о нем. Но вот открылась дверь, из нее высунулся молодой человек.
— Проходите! — сказал он ему.
Мышь вошел в кабинет и увидел старшего инспектора Люка. Тот сидел за письменным столом в дальнем углу комнаты и сосредоточенно перебирал какие-то бумаги.
— Присаживайтесь! — вежливо проговорил он, когда молодой человек оставил их вдвоем. — Надеюсь, жалоб на обращение нет? Еды хватало?
А он не такой уж и противный, этот реальный Люка, в сравнении со всеми теми гадостями, которыми мысленно Мышь наделил воображаемого врага. Читает что-то там в очках, изредка бросая на него почти отеческие взгляды.
— Никогда бы не подумал! — вдруг удивленно воскликнул Люка. — Оказывается, вы в свое время были вполне добропорядочным гражданином. Даже занимали должность капельмейстера в родной деревне, потом стали органистом, работали учителем музыки, преподавали гармонию в Страсбурге. И что же вас подвигло стать на путь бродяжничества? Вино?
— Женщины.
— У вас была любовная интрижка?
— Их было немало. Собственно, и у вас я оказался исключительно из-за своей слабости к женскому полу. Не подними я тогда с пола эту злосчастную фотографию… Но я с первого же взгляда запал на девчонку, запечатленную на фотке. И вот вам результат!
Слава богу, пока все идет неплохо! Старший инспектор сам задал нужное направление их разговору. И сейчас главное — это умело следовать его курсом. Тогда все будет в полном порядке, и его выпустят отсюда.
— Что ж, не вы первый, кто страдает из-за женщин, — задумчиво обронил старший инспектор, не отрывая глаз от досье, которое он внимательно пролистывал, страницу за страницей. — Впрочем, для человека, который давно занимается бродяжничеством, подобное неравнодушие к слабому полу все же скорее исключение из правил, чем само правило, не так ли? Сознайтесь, наверняка у вас в прошлом были нелады с законом, какие-то мелкие кражи. Скажем, курицу сперли себе на ужин или там кролика какого, чтобы не умереть с голоду. Был такой грех?