Человек с чужим прошлым
Шрифт:
Дрожащими от волнения руками Дымша достал из кармана ключ и вставил его в замочную скважину внутренней дверцы. Повернул и почувствовал, как на секунду замерло сердце.
Обошлось благополучно – ключ подошел как нельзя лучше и замок открылся. В синем призрачном свете потайного фонаря перед паном Алоизом стояли ящички с картотекой бывшего второго отделения Генерального штаба, рядом аккуратной стопкой были сложены сводные таблицы разделов картотеки. Вот оно, богатство, вот он, путь к сытой и спокойной жизни! Права проклятая ведьма, кутающаяся в платок, –
Дымша быстро вынул таблицы. С чего начать – с радистов или резидентов? Пожалуй, с последних. Так, простите шановные паны, но придется вас класть на пол, хватило бы только пленки.
Затвор аппарата начал щелкать, как голодный пес зубами – Дымша торопился, все страхи и сомнения, терзавшие его после беседы на втором этаже казино, отступили в сторону…
Генрих Ругге, вопреки надеждам Дымши, даже не думал отходить ко сну – полностью одетый, более того, даже с автоматом на коленях, он сидел в своей комнате, сдерживая глухо рычащую собаку.
Открылась дверь, и вошел Шмидт.
– Он там, – сообщил гауптман.
– Не будем торопиться, – усмехнулся Ругге. – Дадим ему увязнуть по уши. Все-таки следует отдать должное нашим «друзьям» из СД, они ловко все рассчитали, но мы тоже не останемся в долгу. Когда будет готова его пленка, сможем ей поторговать. Со временем, конечно.
– Новая операция? – Шмидт разминал пальцы.
– Посмотрим. Сейчас рано об этом говорить. Только замысел. Ну, nopa!
Они вышли из комнаты. В коридоре их уже ждали несколько вооруженных солдат охраны…
Дымша заканчивал переснимать последние таблицы, когда звук открывшейся двери приемной заставил его вскочить на ноги.
Протопали сапогами, не стесняясь шуметь, заскрежетал ключ в замке двери кабинета.
«Попался!» – похолодел Алоиз.
Он выхватил пистолет. Что-то темное метнулось к нему из распахнувшейся двери, и Дымша навскидку выстрелил несколько раз. Взвизгнула собака, в глаза ударил яркий свет, над головой выбила штукатурку автоматная очередь…
Все кончилось быстро: Дымшу скрутили и защелкнули на запястьях наручники. Генрих Ругге стоял на коленях над умирающим псом, застреленным Алоизом. Гауптман Шмидт подошел к поляку и, словно ненароком, наступил ему на мизинец раненой ноги. Жесткая подошва сапога словно прессом раздавила больную мозоль – такой и стальные латы продавит, что уж ему шерстяной носок! Дымша охнул и сполз по стене на пол.
В кабинет сбежались встревоженные стрельбой Выхин, Марчевский, солдаты охраны. Шмидт приказал всем уйти, кроме бывшего полковника.
Пан Викентий подошел ближе к Дымше.
– На что вы рассчитывали? – он кивнул на разбросанные по ковру таблицы и, нагнувшись, начал бережно собирать их.
– Оставьте! – неожиданно грубо оттолкнул его подскочивший Ругге. Марчевский успел поймать его быстрый взгляд, брошенный в сторону книжных полок.
– Обыскать и в карцер! – кивнув на Дымшу, приказал абверовец. – Пусть пока подумает, хочет ли его шея узнать, сколько весит задница, а потом нам расскажет… Вас, альтергеноссе, я просил задержаться по другому поводу. Видите, – он грустно посмотрел на лежавшую в луже крови собаку. – Потерял верного друга. Похороню его в саду… Сядьте, я вынужден огорчить вас. Сегодня вечером убита пани Зося.
– Бог мой! – потрясенный пан Викентий провел рукой по лицу, словно стирая с него налипшую паутину. – Но зачем, зачем?!
– На теле нашли записку. «Смерть любовнице пособника фашистов». Как видите, не зря вас охраняют. Насчет похорон уже распорядились, примите соболезнования. О картотеке не беспокойтесь, простите мою невольную резкость. Идите отдыхать.
Ругге сел в кресло, устало прикрыл рукой глаза.
Только трубы печей остались на месте сгоревшей деревни, словно безымянные памятники на могилах бывших ее жителей, да кое-где сохранились прогнившие, покосившиеся изгороди из потемневших жердей.
Легкий ветерок раздувал подсохшую на солнце золу, играл мертвыми ветвями обугленных, не зазеленевших этой весной кленов. Но стоило ветерку притихнуть, как удушливый запах гари заполнял все вокруг, перебивая ароматы поднявшихся на недальнем лугу трав и лозы, росших в болотистой низине за пожарищем.
Рядом раскинулось нeпаханое поле с врытым в заросшую сорняками землю грубо вытесанным каменным крестом. Над ним вились стаи галдящих ворон.
На краю деревни возвышались сложенные из темно-красного кирпича башни полуразрушенного костела. Именно их и видел человек в сером ватнике, наблюдавший в сильный бинокль за сопредельной стороной границы.
Заслышав шаги человека, мыши, возившиеся в стогу перепрелой соломы, разбежались с тонким противным писком и испуганно попрятались в норки.
Спугнувший их человек постоял на опушке рощи, прячась в тени кустов, – обычно немцы избегали приближаться к сожженным ими селениям, но лишняя предосторожность не мешала, – потом быстро пересек открытое пространство и толкнул успевшую поржаветь калитку ворот костела, сваренную из витых железных прутьев. Прежде чем скрыться в пустом проеме дверей, человек еще раз осмотрелся. Никого.
Внутри сгоревшего храма запах гари казался еще сильнее, но одетый в темное мужчина не обращал на него внимания. Смело миновав зал с рухнувшими перекрытиями, он отыскал небольшую дверцу, ведущую в подвал, включил карманный фонарик и, подсвечивая себе под ноги, спустился по щербатым ступеням в холодную сырую темноту. Пройдя гулким подземельем, остановился у разбитых каменных саркофагов, в беспорядке сваленных около сочившейся влагой стены. Приподняв тяжелую крышку одного из них, он почти до плеча запустил внутрь руку, что-то нашаривая в глубине. Через несколько секунд неизвестный достал Т-образный металлический прут с загнутым концом.