Человек с чужим прошлым
Шрифт:
Тот, достав из шкафа автомат и пару гранат, вышел в коридор. На первом этаже уже были слышны резкие немецкие команды. Старик вставил обойму, передернул затвор и, дождавшись, пока на верхней ступеньке лестницы появится фигура в серо-зеленой шинели, дал по ней очередь…
Бергер приехал, когда все было уже конечно. Войдя в двери казино, предупредительно открытые перед ним солдатом, он увидел согнанных в угол официантов, поваров, посудомоек и бледных посетителей, охраняемых автоматчиками. На лестнице, ведущей на второй этаж, лежали еще неубранные трупы двух солдат.
Оберфюрер присел в зале за столик и снял фуражку. К нему подошел Байер. Нижняя губа у начальника СС и полиции еще больше отвисла, обнажив желтоватые зубы нижней челюсти, в углах рта запеклась слюна.
– Как успехи? – приглаживая рукой свои редкие волосы, спросил Бергер.
– Живым никого не взяли, – Байер покачался на носках, словно раздумывая: добавить еще что-нибудь или лучше промолчать. Потом продолжил: – Каналья метрдотель успел убить двух солдат, а баба стреляла из пистолета через запертую дверь и жгла бумаги.
– Передатчик нашли? – Бергер побарабанил пальцами по крышке стола.
– Нет.
– Вот видите, как много ошибок наделал абвер, – задумчиво проговорил оберфюрер. – Теперь им и поговорить не с кем, кроме Дымши, который и так выпотрошен. Канарис прав: надо учиться на ошибках других. У нас таких промахов быть не должно. Учтите: всех взять живыми. Кроме этой, как ее…
– Ксении? – услужливо подсказал Байер.
– Да, – поморщился Бергер. – Кроме этой девки. У Конрада хорошее будущее, а жена эсэсовцев должны иметь чистую арийскую родословную, подтвержденную документально с начала девятнадцатого столетия *. Не стоит ему портить карьеру. И ей, думаю, лучше исчезнуть сразу, не мучаясь. Это по-рыцарски в отношении противника. Я не воюю с женщинами, но если они враги рейха, то их уничтожают… Прикажите подать кофе. И посмотрите, что делается наверху.
Бледный до синевы официант в белой куртке принес оберфюреру кофе. Прибор, поставленный на поднос, тонко позванивал – у официанта сильно дрожали руки.
Старый мэтр был еще жив. Он лежал в луже собственной и чужой крови около стены, почти рядом с лестницей. Когда его прошило автоматной очередью, он, потеряв сознание, упал, и все решили, что старик мертв; но сейчас, придя в себя, он и сам не мог понять – жив он еще или уже приобщился к пребывающим на небесах? А может быть, он в аду – иначе отчего так колет и жжет в груди и боку, почему каждый вздох дается с таким трудом, словно тебя пронизывают мириады раскаленных игл, а в легкие после мучений и неимоверных усилий проходит жалкий глоток воздуха? Или все же это рай – в ушах звон, словно на праздник бьют в колокола.
Старику показалось, что он еще молод и колокола звонят в честь его свадьбы… Хотя нет, это же день конфирмации дочери Анели. Вот и она сама, с букетиком в руках, одетая в белое длинное платье, выходит из костела среди таких же молодых и красивых девушек. И все они поют высокими прекрасными голосами, похожими на ангельские; играет орган, звонят колокола… Это звенит кровь, уходя из тела и унося с собой жизнь, – понял старик, с трудом приоткрывая заплывший глаз.
Сквозь кровавую пелену и предсмертную муть он увидел, как рядом с его лицом остановились ярко начищенные сапоги. Сделав неимоверное усилие, старый мэтр чуть повернул голову и взглянул выше.
Черные бриджи, светлые канты, серебряное шитье на рукавах мундира, туго обтянувшего вислый живот, глаза навыкате, полуоткрытый мокрый рот с оттопыренной нижней губой. Эсэсовец?
Pyкa старика медленно поползла под грудь. Там – он это совершенно точно знал – лежала граната, которую он хотел бросить в немцев, но не успел. Выдернуть кольцо и откинуть руку с гранатой от себя, чтобы его уже почти мертвое тело не прикрыло этого эсэсовца от визжащих острых кусков стали, со страшной силой разлетающихся при взрыве…
– Эй, кто там! Подойдите! Кажется, он шевелится! – крикнул Байер.
«Подойдут еще?.. Как хорошо!.. – успел подумать старик, непослушными пальцами нашаривая кольцо гранаты. – Их будет больше…»
Генрих Ругге, осматривавший комнату, где около деревянной кровати лежало тело женщины, накрытое большим теплым платком, недовольно поморщился:
– Полицейские уже здесь? Без них ничего не обходится. Пусть кто-нибудь подойдет, раз он так этого хочет…
Старику наконец удалось выдернуть кольцо. Теперь оставалось только выпростать из-под себя руку с гранатой. И можно умереть…
Сейчас май, а осенью будут справлять «задушки». Первого ноября, в день поминовения всех усопших, зажгут на могилах свечи, поставят букеты белых хризантем; и его внук Янек придет, зажжет в память деда свечу, может быть, даже принесет цветок. Но куда? Кто знает, где будет его могила?..
Как же трудно вытащить руку с гранатой из-под своего тела, ставшего тяжелым и неподвижным, как дубовая колода. А ведь остались какие-то доли секунды…
Байер сам помог ему. Он хотел видеть – исказил ли страх лицо умирающего? Почти всю жизнь сам проведя в страхе, он привык искать его приметы в других, особенно прощающихся с жизнью, – это тем более интересно. Приятно сознавать, что кто-то может бояться больше тебя, и насладиться этим, пусть и недолго.
Начальник СС и тайной полиции поднял ногу в начищенном сапоге и небрежно повернул старика на бок. Увидев, ч т о тот держит в окровавленной руке, Вилли Байер успел отшатнуться и повернулся, чтобы бежать по лестнице вниз, подальше от этого проклятого поляка, который хочет утянуть его с собой… Но было поздно.
Ему показалось, что огромная доска, утыканная острыми гвоздями с размаху ударила по спине, подняла в воздух и завертела, бросив в темно-багровую, резко сужающуюся воронку.
Старый мэтр почувствовал только тупой толчок в грудь, и гулко, в последний раз, ударил колокол в его голове: прощальным, погребальным звоном…
Бергер пил кофе, сидя за столиком: он как раз ставил чашечку на блюдце, когда шальной осколок гранаты разнес ее вдребезги, оставив в его пальцах только тонкую ручку; густая жижа плеснула в лицо и на мундир; тут же гpохнул взрыв и туго заложило уши. Казалось, совсем беззвучно посыпались на пол осколки оконного стекла, впустив в зал свежий ветер с улицы.
Оберфюрер достал платок и старательно вытер лицо. Подкочил шарфюрер Клюге.
– У старика была граната! Убит начальник СС и тайной полиции!