Человек с двойным дном
Шрифт:
– Колянтутчеловекприехалискалпоселоккрасный…
– Слюнями не брызгай! – веско произнес Колян, и Буза тотчас умолк.
– Добрый вечер! – сказал незнакомец прежним своим доброжелательным тоном, сразу же признав в сидящем за столом человеке особу более важную, чем Буза.
Коляна доброжелательный тон гостя не мог обмануть. Изображает мужика, а у самого за поясом – волына. Лажавый он. Свистит.
– Что-то я лица не вижу твоего, – сказал Колян, обращаясь к гостю. – Ну-ка свети, Буза! Зажигалкой!
Буза
– Ты не местный, – сказал из темноты Колян. – Да вроде и не русский. Кто по жизни будешь?
– Якут, – ответил гость. – Можешь так меня называть.
Клава еще предприняла отчаянную попытку спасти положение. Бумажник Корнышева был пуст. Убедившись в этом, она бесцеремонно запустила руку в тайник. Корнышев прятал деньги за косяком двери. Потянешь за доску – там щель. Потом доску пнешь ногой, доска на место встала – тайник заперт. Клава подсмотрела случайно незадолго до их с Корнышевым отъезда из поселка. Теперь она даже разрешения спрашивать не собиралась. Во-первых, вряд ли сам Корнышев сейчас помнил про этот тайник. Во-вторых, ради него Клава и старалась.
Денег оказалось не слишком много, но их хватило на осуществление задуманного.
Спустившись на первый этаж барака, Клава постучала в дверь, за которой жил один из самых зажиточных обитателей поселка. Старик Бадаев гнал самогон, поэтому ему отдавали последнее.
Когда дверь распахнулась, Клава изобразила самую доброжелательную улыбку, на которую только была способна.
– Юрий Александрович! – пропела Клава. – Вечер добрый!
Бадаев сверлил ее изумленным взглядом. Смогла она поразить старика. С Бадаевым у них никогда никаких других отношений не было, кроме недоброжелательных. Корнышев уважал водку, а самогон не употреблял, и поэтому для старика Бадаева он был не просто чужеродным элементом, а почти врагом.
– Я за самогоночкой! – пела Клава. – Выручите?
И еще сильнее изумился Бадаев. Тогда Клава достала деньги. Только теперь старик поверил в то, что никто не собирается посмеяться над его доверчивостью. Он протянул руку куда-то за косяк двери и сразу же словно из ниоткуда материализовалась бутылка с мутноватой жидкостью.
– Мне пять бутылок! – сказала Клава.
Столько самогона за один раз у старика никто не брал – денег лишних не было. Обрадованный Бадаев выдохнул: «Щас!», мелкой трусцой убежал в дальний угол захламленной комнаты и вернулся с самогоном. В качестве бесплатного бонуса оптовому покупателю он еще выдал Клаве пару огурцов.
–
– Спасибочки за приглашение! – ответил Бадаев. – Приду, коли смогу.
После этого Клава, обнимая бутылки, как малюток, обошла все комнаты в бараке, и всех, кто выходил к ней из дверей, приглашала в гости. На нее смотрели недоверчиво. Никто и никогда здесь не устраивал общих праздников, а уж от Клавы с ее сожителем и вовсе было трудно ожидать подобной благости. У этой пары была репутация людей высокомерных, чуждых и временных. И если они позвали в гости – тут жди какого-то подвоха.
В комнату к Корнышеву действительно пришли лишь несколько человек – те, кто за стакан самогона были готовы на все. Остальные поосторожничали и не явились. Старик Бадаев тоже не пришел. У него был звериный нюх на неприятности. И тут он счел за лучшее остаться дома.
Клава накрыла стол. То есть к самогону выставила две банки тушенки, нарезала высохшего до твердости полена хлеба, почистила несколько луковиц и не пожалела для гостей те два огурца, которые ей презентовал Бадаев. Она даже макароны не могла сварить, потому что Буза унес электроплитку.
Гости в ожидании застолья бесцеремонно разглядывали изувеченное лицо Корнышева. Так же бесцеремонно они попытались расспросить Клаву о том, что это такое жестокое случилось с ее сожителем. Клава отвечала что-то неопределенное. Только бы отстали. Расспросы прекратились сразу, едва разлили по стаканам самогон. Гости сидели, как загипнотизированные.
– Ну что, давайте отметим наше возвращение, – предложила Клава.
– А Гене не налили! – вдруг обнаружил кто-то.
– Ему нельзя! – запротестовала Клава. – Врачи запретили!
Никто и не настаивал. Дружно взялись за стаканы. Даже Клава позволила себе глоток вонючей жидкости. И тут один из гостей сказал, обращаясь к незрячему хозяину:
– За то, Гена, чтоб ты долго жил!
Клава поперхнулась самогоном и закашлялась. И долго откашляться не могла.
Якут, заприметив поблизости табурет, придвинул его и сел, не ожидая приглашения. Буза все светил своей зажигалкой, и разогретый металл уже жег ему руку.
– Ты лампочку гаси, – недовольно сказал Якут. – Брови спалишь.
Буза без разрешения Коляна ничего такого не осмелился бы сделать, да руку пекло уже совсем невыносимо, и он не выдержал. Зажигалка хищно клацнула, огонь погас, и такая кромешная темнота в первую секунду наступила, будто они все трое одномоментно ослепли.
– Людей много здесь живет? – спросил Якут.
– Людей тут нет, – ответил из темноты Колян. – Одни синяки.
– Алкаши? – уточнил понятливый Якут.