Человек с двойным дном
Шрифт:
– Я подумала, что раз вы решились на такое… – медленно произнесла Клава.
– На какое? – успел вставить слово Нырков.
– Если осмелились подступиться ко мне… Я подумала, что из-за Гены. Что его больше нет… И только потому вы такой смелый.
– Жив ваш Гена. Но сильно пострадал.
Нырков завел двигатель, и они вернулись на шоссе.
– Вы ведь его не только как Гену знаете? – уточнил Нырков.
– Еще как Святослава Корнышева.
– А это откуда вам известно?
– Гена сам сказал.
– Когда?
– В ту ночь, когда нас милиция
– Что вы вообще о нем знаете?
– О Гене?
– На самом деле он Святослав. Это его настоящее имя.
Кажется, это Клаву озадачило. Некоторое время она молчала.
– Но для вас и для окружающих он пускай так и остается Геной, – сказал Нырков. – Так будет лучше. Чтобы вопросов не возникало. Вы возвратитесь с ним в поселок Красный. И будете там жить как прежде. Денька через три и мы там появимся: я и двое моих сослуживцев. Вы их тоже видели в ту ночь в больнице. Но в поселке вы и виду не должны подать, что с нами знакомы. Впервые видите. Как и все ваши соседи. Так надо. Мы там будем своими делами заниматься. Как бы отдельно от вас. Но параллельно будем вас прикрывать, чтобы никто вас не обидел.
– То есть мы с вами не знакомы? И даже с вами не здороваться?
– Сначала как бы не знакомы, – сказал Нырков. – А потом я с вами познакомлюсь, Клава.
– Это для себя? Или по службе?
– Почему вы сердитесь?
– Потому что вы действуете нахраписто.
– Я просто искренен.
– Вы? Нисколько! – оценила Клава. – Я чувствую тут фальшь!
– Правда? – оскорбился Нырков.
– Ну конечно! – надула губки Клава.
– Хорошо, я буду искренен, – сказал Нырков. – У вас впереди довольно сложные не то что дни, а даже месяцы, я думаю. Обстановка будет как на войне. А женщина на войне беззащитна. Никто не церемонится. Если рядом с вами не будет никого, кто способен вас защитить…
– У меня есть Гена. Или Слава… Как его там…
– Продолжим разговор после того, как вы его увидите, – сказал Нырков.
Клава ужаснулась.
Нырков молчал.
Так и ехали. Тут надо только ждать. Не спешить. И оно в конце концов само собой сложится.
Нырков преднамеренно не посвящал Клаву в подробности того, что ей предстояло увидеть. Нужно, чтобы она испытала шок. Потому что вряд ли Корнышеву удастся без проблем вжиться в роль Гены. А шокированный человек несоответствия, возможно, и не заметит.
Только когда уже подъехали к больнице, Нырков сказал Клаве:
– Его жизни уже ничто не угрожает. Но есть проблемы. И выглядит он ужасно. Ты держи себя в руках, пожалуйста. Договорились?
Клава молча кивнула в ответ, даже не заметив, как собеседник перешел на «ты». От волнения она не знала, куда деть собственные руки. Сцепила их в замок так, что побелели костяшки пальцев.
Нырков кому-то позвонил, и через минуту к ним вышел человек в белом халате.
– Идемте, – пригласил он, окатив Клаву оценивающим взглядом с головы до ног.
Едва они вошли в здание больницы, Клава запаниковала. Здесь была уже знакомая ей смесь из запахов застарелой пыли,
У палаты дежурил еще один человек в белом халате, и только тут до Клавы дошло, что никакие это не врачи, а коллеги Ныркова, наверное.
Перед ней распахнули дверь, и она переступила через порог.
Это была небольшая палата, из которой, судя по всему, вынесли несколько кроватей, оставив одну. На ней-то и лежал человек, которого Клава с первого взгляда ни за что бы не узнала, если бы ей не сказали изначально, к кому она идет.
Корнышев лежал неподвижно, накрытый неопрятной больничной простыней до самого подбородка. Лицо его сильно расплылось, будто он очень поправился за несколько прошедших дней, имело синюшный оттенок и было обезображено пугающе страшными рубцами. Но больше всего Клаву потряс вид черной маски, закрывающей глаза несчастного.
Клава не осмелилась приблизиться. Она прижала ладони к лицу, будто боялась, что сейчас закричит.
– Слава! Это я, Сергей, – негромко сказал Нырков. – Ты меня слышишь?
– Да-а-а…
Этакий шепот-шелест.
– Ему еще тяжело говорить, – объяснил Клаве Нырков.
– Кто-о-о-о… зде-е-есь…
– Это Клава! – поспешил сообщить Нырков. – Твоя Клава. Помнишь ее?
– Не-е-ет…
Во взгляде Клавы плеснулся ужас.
– Я говорил – у него проблемы, – сказал Клаве Нырков. – Ему многому придется учиться заново. И даже вспоминать. Кто он такой, кто ты, где вы живете…
А Корнышев лежал бревно бревном. Про таких людей говорят – овощ. Еще недавно он был молод, силен и красив. Всего лишился в одночасье. Сердце бьется, кровь бежит, легкие работают. Но это уже не человек – овощ…
Клава разрыдалась. Она смотрела на Ныркова глазами провинившегося ребенка и рыдала. Ей было велено держать себя в руках. Но что же делать, если ты по-детски слаб. Она пыталась сдерживать рыдания и даже зажимала рот. Но получалось только хуже. Закрыла лицо руками, выбежала из палаты. Когда стук ее каблуков затих вдали, Нырков наклонился и одним движением снял с головы Корнышева черную маску.
– Нормально! – оценил он.
– Куда она? – произнес Корнышев своим обычным голосом. – Сбежит!
– Поймаем.
Для перевозки Корнышева выделили машину «Скорой помощи». Двое крепких санитаров, которые, как заподозрила Клава, тоже были коллегами Ныркова, на носилках перенесли Корнышева в салон машины, и там, в салоне, остались со своим подопечным, а Клаву усадили рядом с шофером, отгородились от нее сдвижным и почти непрозрачным стеклом. Из-за этого всю дорогу у Клавы было такое чувство, что они везут покойника.