Человек с двойным дном
Шрифт:
Прошли уже почти сутки с того момента, когда они, оставив водителя микроавтобуса у кладбищенских ворот, бесследно исчезли. И если в первые часы начальство Ныркова недоумевало и ломало голову над тем, что же такое могло произойти, то теперь, по прошествии времени, все сомнения уже были отброшены, и механизм поиска был запущен по всем правилам. Сеть закинули, ловцы отряжены ловкие, улов непременно будет. Долго бегать им не дадут. Корнышев длительное время отсутствовал в России, давно порвал здесь все связи, укрыться ему негде. Нырков, напротив, до вчерашнего дня был плотно встроен в жизнь, его многие тут знают и он знает многих, но
– Ты только не вздумай чудить, – на всякий случай посоветовал Святослав.
– Ты о чем? – невнимательно отозвался погруженный в собственные переживания Нырков.
– Не пытайся меня сдать своим.
– Ну ты скажешь тоже! – обиделся Сергей.
Но взгляд заметался. Что-то такое ему в голову, похоже, приходило.
Они были так подавлены происходящим, что с запозданием обнаружили нагоняющие их машины. Едва успели отскочить в сторону и вжаться в стену, как мимо них пронеслись три черных автомобиля: два «Брабуса» и «Майбах». Это был вихрь, безудержный поток; машины даже не сделали попытки притормозить, и если бы изгнанники промедлили еще секунду и не успели освободить дорогу, их просто раздавили бы, размазали по асфальту, как зазевавшихся после продолжительного дождя лягушек.
Потрясенные видом этой безудержной и беспощадной мощи, Корнышев и Нырков проводили кавалькаду взглядами. Как вдруг что-то случилось. Машины остановились. Встали как вкопанные: «Брабус», за ним «Майбах», за «Майбахом» еще один «Брабус». И вдруг из этих «Брабусов», похожих на маленькие танки, высыпали на асфальт парни в черных костюмах. Они перекрывали узкий «каньон», и по их виду можно было догадаться, что они убьют на месте любого чужака, попытавшегося приблизиться к «Майбаху».
– Левочкин! – произнес Нырков с благоговейным трепетом в голосе.
Один из телохранителей услужливо распахнул дверь «Майбаха». Секунду или две ничего не происходило, а потом из бездонного чрева огромной представительской машины вдруг показалась полуголая нога в короткой игриво-пестрой штанине с пальмами и кожаной сандалии. Мужчина в пляжном наряде вышел из машины: сандалии на босу ногу, штаны с пальмами и гавайская рубаха с открытым воротом. Но этот его курортный облик не мог обмануть Корнышева. И дело тут не столько в «Майбахе» и не в многочисленной охране, не в ухоженности кожи незнакомца и даже не в часах на его запястье, которые стоят тысяч сто баксов, не иначе. Дело было в выражении его лица, во взгляде. Так смотрят небожители. Представители той тысячной доли процента населения, которые живут своей отдельной жизнью, о которой остальные без малого сто процентов не имеют никакого представления. Там, в той неведомой большинству
– Олег Дмитриевич! – выдохнул потрясенный неожиданной встречей Нырков.
Непроизвольно сделал шаг вперед. И замер, напоровшись на острые, как пики, взгляды охраны. В тех взглядах была неприкрытая угроза. Нырков решил не рисковать. Но Левочкин сделал едва уловимый жест рукой, позволяя Ныркову приблизиться, и тот, хотя и осторожничая, пошел вперед, кося взглядом на страшных телохранителей. Когда он поравнялся с первым из них, те вдруг накинулись на Ныркова, будто собираясь убить его на месте, но не убили, и почти сразу оставили в покое, но уже без кобуры с пистолетом, которая теперь была не у Ныркова, а у них. Корнышев поразился тому, насколько быстро эти парни распознали возможную опасность и ликвидировали ее.
– Нырков! Ты здесь? Какими судьбами? – доброжелательно произнес Левочкин.
Нырков расплылся в счастливой улыбке. Его здесь помнили. И даже фамилию правильно назвали.
В следующее мгновение он получил новую порцию эмоций – когда Левочкин не просто ему руку пожал, а приобнял, демонстрируя свое расположение.
– Олег Дмитриевич! Как я рад! – говорил Нырков, не веря своему счастью. – Я же к вам! Я же специально приехал! Чтобы вас просить о помощи!
– Проблемы? – мгновенно ухватил суть Левочкин.
– Да, Олег Дмитриевич!
– Это к Костомарову. Он решит, – беззаботно отмахнулся Левочкин.
Не царское, мол, дело. Не тереби по пустякам.
– Я обращался к Костомарову, – заторопился Нырков, понимая, что другого шанса у него уже не будет. – Выгнал!
– Как – выгнал? – неприятно удивился Левочкин.
А тут и сам Пал Палыч объявился. Выбрался из «Брабуса» и направился к шефу. Лицом он был темнее тучи.
– Что он такое говорит? – спросил у Костомарова Левочкин. – Ты его прогнал?
– Я сейчас все объясню, Олег Дмитриевич, – пообещал тот.
Он стал что-то рассказывать вполголоса Левочкину. Левочкин слушал, глядя в пространство перед собой скучающе-рассеянно, но по мере того, как Пал Палыч говорил, скука во взгляде Левочкина постепенно испарялась, сам взгляд становился все осмысленнее, и вот он сфокусировался на Корнышеве. Только теперь Левочкин обнаружил его присутствие. Он смотрел на Корнышева с нескрываемым интересом.
– Это и есть твой друг? – громко спросил олигарх.
– Ну, в общем, да, – на всякий случай не стал перечить Нырков.
– Так ты не за себя, а за него хлопочешь?
– Так точно, Олег Дмитриевич!
– Вот! Не скурвились люди! Друг другу помогают! – обнаружил Левочкин.
Похоже, акции Ныркова в его глазах стремительно росли. Всполошившийся Костомаров, пряча глаза, торопливо увещевал шефа:
– Там ФСБ замешана, Олег Дмитриевич. Он в розыске. Хлопот потом не оберешься.
– Плевать я хотел на ФСБ, – буднично сообщил Левочкин.
– И еще эта история с пропавшими миллиардами. Там, возможно, государственные интересы затронуты, а это уже не шутки…
Последние слова, про «шутки», Костомаров произнес упавшим голосом, потому что обнаружил, что бессилен что-либо изменить. Шеф его, казалось, не слышал.
– Все решим, – пообещал Левочкин Корнышеву. – Ты сам из ФСБ, как я понял? У кого служишь?
– Генерал Захаров Олег Николаевич.
– Кто такой? – через плечо спросил Левочкин у Костомарова.