Человек с рублём
Шрифт:
«Людей, у которых так много денег, я не мог себе представить обыкновенными людьми. Мне казалось, что у них, по крайней мере, три желудка и полтораста штук зубов во рту. Я был уверен, что миллионер каждый день с шести часов утра и до двенадцати ночи все время, без отдыха – ест». Оказалось, миллионер ест всего два раза в день и весьма умеренно.
«Но, если правда, – что же вы делаете с вашими деньгами?» Тогда он немного приподнял плечи, его глаза пошевелились в орбитах, и он ответил:
– Я делаю ими еще деньги.
– Зачем?
– Чтобы сделать еще деньги...
– Зачем? – повторил я.
Он наклонился ко мне, упираясь локтями в ручки кресла, и с оттенком некоторого любопытства спросил:
– Вы – сумасшедший?
– А вы? – ответил я вопросом». (С. 86.)
Дальше, разумеется, начинается оставление миллионера
– Что вы думаете об искусстве?
– Я не думаю о нем, я просто покупаю его.
– А что вам нравится в театре?
– Хорошо, когда много молодых дам в декольте, а вы сидите выше их! – ответил он, подумав.
– Кто ваш любимый поэт?
– За что же я буду любить поэта? И зачем нужно любить его?» И далее – все в том же, фельетонном духе показан человек, из которого Желтый Дьявол, по мнению писателя, высосал все человеческое.
РАЗОРИТЕЛЬНАЯ СПЕКУЛЯТИВНОСТЬ
Смешно предполагать, что Горький все это видел. Но он постарался это увидеть. Такая спекулятивная манера видения дорого, ой как разорительно нам обошлась. Все советские годы мнение Горького о разлагающей силе богатства вбивалось нам в головы, мы судили об Америке по Горькому. Хотели бы мы видеть хоть одного человека, который не писал бы сочинение «Горький об Америке»! А ведь с такими представлениями об Америке люди шли и к руководству, на высшие государственные посты. Только попав в США, в октябре 1989 года, Борис Николаевич Ельцин избавился от школьных, внушенных и Горьким, представлений об Америке.
ВО ВСЮ ГЛОТКУ
Винить в этом надо еще одного буревестника, только поэтического – В. В. Маяковского, который тоже погрешил заданностью восприятия. В Нью-Йорке поэт увидел и дома невозможной длины, и не просто лифты, а обычные и курьерские, и метро, и воздушную железную дорогу – множество достижений науки и техники, увидел, чтобы сказать:
Я в восторге
от Нью-Йорка города,
Но кепчонку
не сдеру
с виска.
У советских
собственная
гордость:
На буржуев
смотрим
свысока.
Свысока смотреть, естественно, никому не возбраняется, только вот как это удается тому, кто куда как ниже, а спесь, квасной патриотизм росту не подспорье. Свысока смотрит только тот, кто выше.
Самый богатый человек Америки тех лет Генри Форд изображен исчадием ада:
«Плохо. Очень плохо. Плевательниц (на заводе. – Авт.) нет. Форд не ставит, говорит: «Мне не надо, чтоб вы плевались, – мне надо, чтобы было чисто, а если плеваться – надо вам покупать плевательницы самим».
Очки дает с толстым стеклом, чтоб не выбило глаз – стекло дорогое. Человеколюбивый. Это он потому, что при тонком стекле глаз выбивает, и за него надо платить, а на толстом только царапины остаются, глаз от них портится все равно года через два, но платить не приходится.
Сыщики, провокаторы и клановцы, всюду 80% иностранцев. В Детройте наибольшее количество разводов. Фордовская система делает рабочих импотентами».
(В.Маяковский. Избр. в двух томах, М., 1953 г. Т. 2, с. 558-559).
В Америке поэт пришел к выводу: «Разделение труда уничтожает человеческую квалификацию. Капиталист, отделив и выделив материально дорогой ему процент рабочих (специалисты, желтые заправилы союзов и т. д.), с остальной рабочей массой обращается как с неисчерпаемым товаром. Хотим – продадим, хотим – купим. Не согласитесь работать – выждем, забастуете – возьмем других. Покорных и способных облагодетельствуем, непокорным – палки казенной полиции, маузеры и кольты детективов частных контор». (С. 562.)
«Америка жиреет. Люди с двумя миллиончиками долларов считаются небогатыми начинающими юношами... Америка станет только финансовой ростовщической страной... Может статься, что Соединенные Штаты сообща станут последними вооруженными защитниками безнадежного буржуазного дела» (?!) (выделено нами. – Авт.). Цель своих путешествий Маяковский выразил так:
Мне
как бы
только
почище уесть,
уесть покрупнее буржуя.
По части «уесть покрупнее буржуя», он с Горьким – оба были доки. За то и попали в лучшие, талантливейшие. Их восприятие буржуя насаждали, прививали семь десятилетий.
А РЕПУТАЦИЯ БЫЛА ПРЕКРАСНОЙ
Преуспевали в том и их многочисленные последователи, среди которых самыми талантливыми были, конечно же, Ильф и Петров. Они поехали в штаты в 35 году. Вот их выдержки из писем домашним: «Когда подъезжал к Нью-Йорку и ходил потом по нему, то испытывал чувство гордости, что люди могут возводить такие громадные здания». (С. 533.) «Они видны за пятьдесят километров и поднимаются как столбы дыма». «Вообще хотелось бы посидеть у себя на двадцать седьмом этаже и смотреть на Нью-Йорк, но нет времени». (С. 534.) «Город сам гремит и сверкает почище любой бури. Это мучительный город, он заставляет все время смотреть на себя, от этого города глаза болят. В «Шелтоне» жить удобно. У нас номер из двух комнат, очень чисто, а туалетное помещение стоит, как видно, на вершине возможного в этой области». (С. 535.) «Мы купили прекрасную пишущую машинку, и я на ней сейчас пишу медленно и важно» (С. 534.) «Американская автомобильная дорога – это замечательно... Особенно интересно было ехать вечером, катишься как на карусели и все двести пятьдесят миль дороги, это почти четыреста километров, кругом, и позади, и спереди, и навстречу, катят автомобили. Какие-то старухи управляют машинами, девочки, все словно сорвались и едут, едут изо всех сил». (С. 535.) «Вашингтон тихий парламентский город, где на каждых двух жителей приходится один автомобиль. Жителей, кажется, триста тысяч, а автомобилей двести тысяч. Так что пешеходов на тротуарах нет или почти нет». (С. 536.) «Гартфорд необыкновенно красивый город... Здесь живут в красивых двухэтажных домиках в одну или две квартиры. Дядя Вильям занимает второй этаж такого домика. Там я завтракал и обедал, ел сладкое еврейское мясо и квашеный арбуз, чего не ел уже лет двадцать». (С. 538.) «Американцы едят здоровую санаторную пищу – много зелени, очень много овощей и фруктов». (С. 539.) «Этот город я полюбил. Его можно полюбить, хотя он чересчур большой, чересчур грязный, чересчур богатый и чересчур бедный. Все здесь громадно, всего много. Даже устрицы чересчур большие. Как котлеты» (С. 540.) «Остановились в обычной американской гостинице, где три воды – горячая, холодная и ледяная». (С. 542.) «Целый день мы смотрели электрические чудеса. Завод имеет триста пятьдесят зданий, мы были только в трех, правда, в самых больших» (С. 542.) «Наконец, мы приобрели машину и уже на днях, через два или три дня, едем. Это новый форд. Мы его взяли в рассрочку, поездим на нем два месяца и, если не сможем заплатить за него полностью, отдадим назад. Это выгодно, и это нам устроили. Денег у нас достаточно. Конечно, хотелось бы иметь побольше, и можно было бы даже их получить. Но тут имеются некоторые обстоятельства. Дело в том, что у нас здесь прекрасная репутация (выделено нами. – Авт.) и выступать нам с чем попало нельзя», (С. 543.) «В Вашингтон мы попали очень удачно – видели президента, были представлены министру иностранных дел, присутствовали в Kонгреcce...» (С. 576.)
Мы намеренно привели так много цитат, которые говорят сами за себя: гости из страны, с которой Штаты всего за три года перед тем установили дипломатические отношения, увидели богатое, процветающее государство, увидели такой уровень жизни, такую технику, что оказались в нокауте: они и не предполагали, что можно так жить.
ПОД ПРЕССОМ ТОГО ВРЕМЕНИ
Казалось бы, ясно, какой будет книга. Ильф, и Петров знали: если показать читателю именно такую Америку, у книги не будет никаких шансов увидеть свет. Пресс того времени диктовал совсем иное.