Человек с яйцом. Жизнь и мнения Александра Проханова
Шрифт:
Летом 1991-го, тоже после разговора с Язовым, его приглашает к себе в кабинет — тот самый, где сидел когда-то Троцкий и который потом будет описан в «Господине Гексогене», — главный финансист армии Бабичев. Надо полагать, Проханов убалтывает его, и тот подписывает платежку о передаче «Дню» «очень круглой суммы». За помещением Проханов пошел к генералу армии Варенникову в штаб сухопутных войск, на Фрунзенской, того не пришлось долго уламывать, и он подарил модуль, длинное солдатское помещение на Крутицком подворье, рядом с Московской гарнизонной гауптвахтой, значившееся на балансе Министерства обороны. Солдаты в течение недели сделали там ремонт, была закуплена новая мебель, двери кабинетов украсили медными табличками, в этом новом офисе даже прошло несколько редколлегий. Местоположение редакции тщательно скрывалось от посторонних и только в сентябре 1991-го,
Взамен весь 91-й год газета предоставляет политическое убежище консервативным силовикам. Словно нарочно педалируя свою репутацию «соловья», он регулярно посещает соответствующее учреждение, где беседует с Язовым, Варенниковым, Баклановым, Родионовым, Чернавиным, открывая газетные отчеты о встречах с людьми, которые могли похвастаться репутацией вешателей, торжественными реляциями: «Мы собрались сегодня в вашем великолепном кабинете под хрустальными люстрами». Командующие округами, генералы Министерства обороны, Главком сухопутных войск признаются ему в самых теплых чувствах. «Это была очень тяжеловесно-советская компонента газеты, но было там и много игры, много такой уже начинавшейся фантасмагории».
Все эти «вешатели» — генералы и министры — были на самом деле всего лишь неповоротливыми, по прохановским меркам, истуканами, но в качестве исходного материала годились и они, так что он лишь додумывал за них то, чего они не могли сказать. Он представляет их как немых египетских исполинов, «жрецов советской цивилизации», разрабатывающих проекты новой континентально-космической цивилизации, основанной на сочетании духовных, почвенных и метафизических традиций Евразии с ультрасовременной техникой, космической стилистикой и с глобальной системой «новых коммуникаций». Вместе с Дугиным они изобретают за этих «жрецов» стратегию и идеологию метафизических «звездных войн». Якобы футуристы-почвенники из Генштаба, зная об американской модели Космоса и «звездных войн» (имеется в виду будущая космическая эра как торжество англосаксонской идеи во всей Вселенной), собирались противопоставить ей евразийскую — образ Русского Рая, спроецированный на всю Галактику.
Летом 1991-го газеты «День» и «Советская Россия» дают совместный залп по либеральной камарилье, публикуя документ «Слово к народу». Эта «вдохновенная проповедь», обращающаяся ко всем советским сословиям с требованием одуматься, прекратить развал страны и организовать движение сопротивления, подписана множеством имен: Бондарев, Распутин, Варенников, Зюганов, Стародубцев, Зыкина, Клыков; подлинным автором ее был Проханов. То был не первый его опыт создания подобных текстов: незадолго до «Слова» он был приглашен на закрытое партийное совещание, которое вел Медведев, идеолог Горбачева, а в президиуме сидел Яковлев. Когда пришла его очередь выступать, он, еле сдерживая истеричные нотки, сообщил коммунистам, что те ведут страну к катастрофе, грядут страшные времена, и ответственность за это будет лежать на них. Зал настороженно помалкивал, но в кулуарах к нему подходили партийные бонзы и пожимали ему руку.
Ельцин презрительно дезавуировал «Слово» как «плач Ярославны», и, боюсь, трудно было выразиться о нем точнее и остроумнее. «Слово» — образчик плохой риторики: сплав речей Сталина («братья и сестры»), какой-то зощенковской лингвистической архаики («государство, без которого нет нам бытия под солнцем», «все кто ни есть», «из коих»; чувствуется золотое перо главкома Варенникова) и фразеологических («становой хребет», «цепная реакция», «вбиваюттромбы»), эмоциональных («Россия — единственная, ненаглядная») и образных («дом наш уже горит с четырех углов, когда тушить его приходится не водой, а своими слезами и кровью») прохановизмов. «Его правили, какие-то там куски вымарывали, каждый подписант вносил туда свою лепту, портил музыку текста, но тем не менее основной дух сохранился».
Болдин, бывший сотрудник «Правды» и будущий гэкачепист, дал автору понять, что одобрил это письмо и сделает все, чтобы оно прокатилось по парторганизациям страны. Вообще-то это было небывалым нарушением
В первые недели после публикации казалось, что единственным эффектом «Слова» было то, что все подписавшие документ добровольно украсили себя несмываемым клеймом мракобеса. Предполагал ли он, что «Слово» сдетонирует военным путчем? «Конечно. Я желал этого. Я полагал, это было неизбежно. Единственное спасение». Как именно текст спровоцировал танки войти в Москву? «Он, по-видимому, совпал с моментом, когда военно-политическая компонента будущего ГКЧП уже складывалась в мозгах у заговорщиков. Танки ведь не просто, сами по себе, вдруг входят. Это ответ на приглашение народа ввести их в страну, как это было в Чехии, Венгрии или Прибалтике, где прогрессивная часть венгерской или чешской общественности пригласила советские танки к себе в гости. Это было такое приглашение к танцу, идеологическое обоснование этих постулатов. Так всегда войны начинаются». Был ли он скорее рупором или инициатором путча? «Я думаю, что и то и другое. Энергия консервативного сопротивления переменам вскоре переместилась из кабинетов ЦК в публику, в патриотическую публику, в прессу, в которой я занимал не последнее место».
— Значит ли это, что восемнадцатого августа вы знали, что на следующий день в Москву войдут танки?
— Нет. Я не знал этого.
В понедельник, 19 августа, его разбудил стук в окно. Это был сосед, решившийся нанести неприлично ранний визит под тем предлогом, что ему нужно было подтвердить или опровергнуть самые радужные свои предположения: «Ну что, Андреич, наша взяла?» «Андреич», меж тем, знать не знал, о чем идет речь, и только покрутив ручку настройки радио, по которому с утра пораньше гоняли обращение ГКЧП к трудящимся, понял: началось. Жене и детям он наказал оставаться на даче, а сам, облачившись в белый, парадный костюм, плюхнулся в «Жигули» и, безбожно нарушая скоростной режим, покатил в Москву. Наконец-то дела налаживались; слово к народу оборачивалось делом; «я был наполнен этой энергией реванша, это были мои дни, это были мои танки, это был мой реванш».
На пару минут он заглядывает домой, на Тверскую, где вынужден отражать телефонную атаку, причем звонили «высшие чины государства», такие как генерал армии Шлягов, начальник Главпура, предполагавший, что он обладает информацией о том, что происходит. Дав понять генералитету, что по не зависящим от него причинам он не может распространяться о деталях происходящего, он дует в редакцию, куда люди уже валят толпами, принимая его не то за нового министра культуры, не то за главу одного из департаментов ГКЧП. Все они справляются, насколько серьезен переворот, будет ли срезан слой управленцев, хотят участвовать, и поначалу он объяснял им подлинное положение дел, а потом махнул рукой и принялся раздавать задания: возглавьте танковую дивизию и направляйтесь на Минск; вам поручено взять Соловки, а вам — обеспечить прорыв в пиренейском направлении. Странные фарсовые нотки чувствовались во всей этой чрезвычайщине с самого начала. Уже в первый день его удивляет, что после трансляции манифеста ГКЧП дикторы как ни в чем не бывало предоставляют слово Ельцину, который называет введение чрезвычайного положения и отстранение Горбачева антиконституционным; опять же, при объявленном военном положении, связь не отключена, можно общаться с заграницей. Разумеется, по неопытности он еще не понимает, до какой степени половинчатыми были меры ГКЧП.
После обеда, перемещаясь с Цветного на Герцена, в Дом Ростовых, он успевает подумать о возможностях, которые сулит ему победа ГКЧП, сплошь состоящее из его хороших знакомых. Пост министра его не привлекает — он знает, что прямая административная деятельность бистро ему наскучит. А вот «День» — а он любил свою молодую газету — можно было сделать центральной политической газетой страны и загасить через нее либеральный пожар.
Проханов с членами ГКЧП.