Человек со звезды
Шрифт:
На том и заснул.
А на следующий день все задуманное преотлично исполнил: и Олег на месте оказался, и права в ГАИ забрал, и страховку успел оформить – ну, просто «одним махом семерых убивахом». Отогнал машину Олегу в гараж, к двадцати двум ноль-ноль на таксомоторе в цирк прибыл. А там уже полный кворум. И ассистентки вроде не потолстели, и аппаратура в целости. Короче – порядок. Прогнали аттракцион одним духом: за исключением мелочей все прошло аккуратно – ровненько.
Грант
– Чисто для первого раза, поздравляю. Трюк с мячами из чемодана раньше делал?
– Еще в Калинине пустил. Как трючок?
– Первый сорт! Сколько ты их выкидываешь? Двенадцать?
– Молодец, считать умеешь.
– Будь человеком, скажи: как они у тебя надутыми выскакивают? Мячи-то не простые – футбольные, настоящие, сам трогал…
– Грант, родной, ты же не со вчерашнего дня в цирке. Откуда столько любопытства?
– Прости, Саша, ничто человеческое даже шпрехшталмейстерам не чуждо. Не скажешь?
– Не скажу.
– И правильно. Это я от взрослости. А цирк – ты, Саша, знаешь, взрослости не приемлет. И мне, и Наташе от тебя одно требуется – чудо. А у тебя этого добра – полны закрома.
– Полны, говоришь? – усмехнулся Александр Павлович. – Если бы… – Вот и не согласился он с Грантом, да ведь они разные вещи в виду имели: Грант – одно, Александр Павлович – совсем другое. Он похлопал в ладоши: закончили репетицию. Все – по местам, укрыть, как от врага. Завтра – в то же время, без опозданий…
И домой ушел, Валерии звонить не стал.
А утром во двор вышел – к Олегу собрался, посмотреть, как ремонт «Жигуля» идет, – а на лавочке перед подъездом Наташа сидит.
– Вот тебе и раз, – только и сказал. – Ты что здесь делаешь?
– Вас жду, – Наташа вежливо встала, портфель на скамейке оставила.
Была она в школьной форме, в коричневом платьице со стоечкой, в легком черном фартучке. Поверх платья, поверх кружевного крахмального белого воротничка, подшитого к стоечке, – пионерский галстук; узел вывязан ровно-ровно.
– А школа?
– Я не пошла.
– Ну, мать, ты даешь… – Александр Павлович, действительно несколько потрясенный, с размаху плюхнулся на скамью, и Наташа тоже позволила себе сесть – на самый краешек, вполоборота к собеседнику, как ее мама учила. Почему не пошла?
– Мне надо с вами поговорить.
– Ты давно здесь сидишь?
– Не очень. Какая разница?
– А почему не поднялась?
Наташа не ответила, только плечами пожала: мол, не поднялась – и все тут, интересоваться бестактно.
У Александра Павловича опять противно заныло в животе: то ли предчувствовал он, о чем разговор пойдет, то ли просто разволновался, увидев Наташу.
– А школа, значит, побоку? Нехорошо… – Это он по инерции: слышал, что в подобных случаях полагается говорить детям. А вообще-то ему до школьных занятий Наташи дела не было. Он, равнодушный, даже не спросил ни разу, как она учится. – Кстати, как ты учишься?
– В смысле? – не поняла Наташа. Она явно собиралась беседовать о чем-то ином, обсуждение школьных проблем не входило в ее планы.
– В смысле успеваемости.
– На «хорошо» и «отлично», – сухо сказала она. – Мы что, мои оценки будем обсуждать?
Ноющая боль отпустила, и Александр Павлович неожиданно ощутил даже некую приязнь: вот же милая девочка, отыскала его адрес, приехала, ждала невесть сколько, в школу не пошла. И наверняка Валерии – ни слова.
– Что же мы будем обсуждать? – спросил он, обнимая Наташу за плечи, но девочка вдруг напряглась, даже отодвинулась, и Александр Павлович немедленно убрал руку.
– А вы не догадываетесь?
– А я не догадываюсь.
– Я пришла поговорить о маме.
– А что с мамой? – Александр Павлович прекрасно знал, что с мамой, но ведь должен же он был что-то спрашивать…
– Вы прекрасно знаете – что с мамой, – Наташа будто подслушала его мысли.
– Понятия не имею!
– Она – другая, я вам уже говорила. И виноваты в этом вы!
Прямое обвинение Александру Павловичу не понравилось.
– Знаешь, подруга, я за собой вины не чувствую. Никакой.
– Извините, я оговорилась. Не виноваты, а… – Помялась, слово подбирая: – Ну после того, как вы к нам в дом пришли, она другой стала.
Все верно. Именно после того: слепой бы не заметил.
– Какой – другой? Ты можешь говорить внятно? – Александр Павлович решил: с Наташей необходимо быть честным.
Это он, помнится, еще позавчера ночью решил, когда уснуть не мог. А пока тянул время, занудствовал по своему обычаю: стать честным с женщиной – на такой шаг мужество требуется, а его у Александра Павловича не в избытке, подкопить надо. И то ли «подкопил» он, то ли надумал сразу – в омут головой, но вдруг сказал:
– Ладно, не отвечай. Я знаю, что ты имеешь в виду, прекрасно знаю… Но вот интересно: чем тебе не нравится такая мама?
Наташа отвернулась. Смотрела, как малыши толкались в песочнице, кто-то у кого-то ведерко отнимал, выл в голос: еще сопли не высохли, а уже делят имущество, сами себе проблемы создают. С детства и далее – со всеми остановками…
Наташа сказала не оборачиваясь:
– Мне нравится. Мне очень нравится. Я только боюсь.
– Чего ты боишься?
– Что вы уйдете – и она станет прежней.