Человек среди религий
Шрифт:
Добавим и ещё одно такое же невероятное "просто". Молитва может быть просто любовью. Любовью к Высшему, а через Высшее и ко всему остальному. Или какой-то особой любовью, а через неё – к Высшему. Но всё здесь и впрямь настолько невероятно, что достаточно об этом.
Ритуал обращения к тайне
Прикосновение к Высшему – большое событие для человека. Оно ориентирует, оно наполняет жизнь смыслом. Для человека, испытавшего прикосновение и осознавшего его, такое событие выходит на первый план жизненного опыта. Говорим ли мы другим о том, что с нами произошло,
В результате перед людьми (перед теми, кто испытал опыт прикосновения, и перед теми, кто, признав его значение, хотел бы сам пережить что-то похожее) встаёт задача, говоря сухим языком, воспроизведения этого опыта. Здесь всё по-другому, чем в других сферах практической жизни. Слишком велика здесь концентрация тайны.
Но человек всегда неутомимо старается добиться своего. Мастер в бесчисленных попытках добывает секреты своего мастерства. Изобретатель пробует всевозможные комбинации материалов и конструкций, чтобы придти к нужному решению. Учёный пускается во всё новые исследования и эксперименты, чтобы понять, как устроен мир. В религии это упорство приводит к развитию ритуала.
Социальные, внерелигиозные ритуалы имеют другое происхождение и другую направленность. О них не будем.
Психологическая суть ритуала в том, что человек прокладывает замысловатое русло поведения, превращая его в русло переживания. Ритуал не превращает возможность прикосновения к Высшему в определённость. Ритуал лишь старается усилить эту возможность – за счёт создания внутренней расположенности к контакту, за счёт использования тех знаний, которые принёс предыдущий опыт прикосновений, за счёт соборной устремлённости сознания.
Церковь собирает крупицы религиозного опыта вместе и строит из них свой особый узор ритуала. Дееспособность ритуала в наибольшей мере подтверждается самим существованием церкви: если церковный ритуал ничего не даёт человеку, человек постепенно отходит в сторону – и церковь угасает вместе со своим неудачным ритуалом. Если же церковь существует длительное время, наиболее важные элементы её ритуала постепенно приобретают канонизированный характер, продолжая верно служить тому, ради чего они возникли. Религиозные переживания, личные и соборные, всегда являются смыслом и наполнением ритуала.
Здесь проходит граница между духом и буквой ритуальных действий, между их живой основой и корпоративными, институциональными установками.
Во многом, разумеется, судьба ритуала зависит и от его социализации, от его взаимодействия с остальными сторонами общественной жизни человека. Например, государственная поддержка церкви и её ритуалов может продлить формальное существование религии, духовное содержание которой уже выдохлось. Подпольное существование церкви может наполнить русло её потаённых ритуалов обновлённым энтузиазмом. Однако это всего лишь привходящие обстоятельства.
Главная действующая здесь сила (незаметная, но самая мощная) – это личное наполнение ритуала. Каждый священнослужитель, каждый верующий играет здесь определяющую роль, даже если это и не бросается в глаза. Ритуал – это лишь место возможных религиозных событий, и только их возможность одухотворяет его. А добиваться этой возможности – дело каждой личности, участвующей в ритуале.
Без этого ритуал вполне может стать тупиком. То, что называют "обрядоверием", становится суррогатом чувства веры. Подлинный ритуал – это трамплин для полёта вверх. Обрядоверие – всего лишь имитация полёта, при которой ритуал играет роль декорации.
Наряду с церковным, общепринятым ритуалом у человека могут существовать и свои индивидуальные ритуалы – неканоничные, "домотканые", но играющие свою роль в его жизни. О них, об их наполненности или опустошённости, можно сказать многое из того, что относилось к церковному ритуалу. Здесь человеку легче ощущать значимость происходящего с ним. Легче и впасть в соблазн имитации духовных достижений, в своеобразное внутреннее обрядоверие. Поэтому даже для внутреннего ритуала нам многое может дать обращение к соборному мышлению и к опыту церкви.
Если, конечно, в церковном опыте обращать внимание на сохранённые церковью переживания личности, а не на соединяющие конструкции.
О ритуале можно говорить и хорошо и плохо. Это зависит прежде всего от того, чего мы сами способны добиться с его помощью. В конечном счёте, ритуал – это лишь узор обихоженных дорог на подходе к тайне. Каждый из нас сам выбирает путь по этим дорогам. И входить в тайну, взлетать в неё – каждый будет сам.
Тайна
Слово "тайна" встречается в этой книге много раз. Отчасти это связано, конечно, с религиозной темой: религия подводит нас к самым главным тайнам нашей жизни и помогает к ним прикоснуться. Но есть и ещё одна причина: желание быть точным.
"Неизвестное", "непознанное" – это понятия, отсчитанные от человека. Это желание обозначить себя. Мол, я, человек, пока этого не узнал, но могу, в принципе, узнать, познать, овладеть, докопаться до сути, если как следует займусь этим, если направлю сюда своё внимание. На это может понадобиться немало времени, но я, человек в собирательном смысле слова, располагая грядущими веками или тысячелетиями, вполне могу рассчитывать на любой прогресс в любой области знания.
Настоящая тайна – это другое, ожидающее другого к себе отношения. Она существует сама по себе. То, что в ней нам неизвестно, связано не с её затемнённой и смутной сущностью, а с нашей природой и с нашим состоянием сознания. Это не вопрос интеллектуального постижения мира. Наверняка существует множество таких сторон жизни, которые в принципе неподвластны нашему интеллекту, несоизмеримы с ним, не могут быть им освоены. Такой тайной нельзя овладеть, её нельзя познать, в ней нельзя разобраться, сколько тысячелетий ни исследуй отдельные её проявления. Но к тайне можно прикоснуться. Иногда в неё можно углубиться, вот только вряд ли получится измерить пройденную глубину. С тайной можно сблизиться, сдружиться, сродниться. Тайну можно полюбить.