Человек-тело
Шрифт:
Он нещадно меня достал, этот Миша, несмотря на то, что я регулярно посылал его нахуй, он все равно обращался ко мне, спрашивая червонец, измором брал, и все это потому, что однажды, в самый первый раз, я дал ему бумажку, не подумав о последствиях.
— Здравствуйте! — воскликнул с сияющими глазами Миша, как только я вывернулся из-за поворота.
Обычно на такое я отвечал ему не глядя «До свиданья» и шел без остановки, как электричка на платформе Марк. Я и вправду пробежал, пробурчав, несколько шагов, но вдруг круто развернулся, уловив тайную хитрую мысль. Краем глаза я отметил, что площадка перед магазином совершенно пуста, а вдали по улице идут какие-то совершенно нейтральные прохожие.
— Мне сегодня паршиво, друг Миша, — сказал я. — Давай-ка выпьем по глотку.
Пьяница
Я сделал крюк на соседнюю улицу и в дальнем магазине, где никогда в жизни не был, где никто не мог бы меня узнать, взял бутылку дешевой водки сомнительного производства, в которой и так уже могли содержаться цианиды (шутка), хлеба и прочего, чтобы казалось, будто я просто покупаю закуску для застолья. Отойдя на приличное расстояние, я зашел в палатку, где также никогда не светился, и купил бутылку лимонада и два пластиковых стакана. То есть, теперь получалось, что какой-то человек брал в одном месте ингредиенты для нехитрого пиршества, а в другом месте, другой человек брал «Буратино», чтобы попить, например, с ребенком, которого оставил играть в сквере. Чтобы крепче закрепить этого ребенка, я взял еще мороженого, которое выбросил в урну, едва свернув за угол.
По идее, я должен был бы просто послать Мишу, но я опасался, что он проболтается в магазине, что будет сейчас пить с очень важным господином, который живет в крайней к проспекту девятиэтажке. Или просто убежит от меня с деньгами, полдозы превратив в одну.
Он ждал меня, уверенно сидя на поваленном дереве, устроив ноги среди высосанных пакетов и выкуренных пачек, похожий на Феликса из «Отчаяния».
— Вот и я, твой дядя-доктор, — сказал я, пряча в бороду добрую улыбку.
Впрочем, никакой бороды у меня нет. Я смотрел на него с грустью. Этот жалкий человечек суетился, его руки тряслись не только от природного похмелья, но и от смущения, от страха перед незнакомцем, гостем из чуждой ему жизни, по некой странной прихоти снизошедшего до него, чтобы через несколько минут уйти, вернуться в свой чистый загадочный мир, где уверенные, хорошо одетые мужчины кончиками пальцев держат хрустальные рюмки, а красивые, гордые женщины задирают юбки в кристально чистых сортирах, отдаваясь не ему, не ему…
…Опять подражаю своему объекту, на сей раз — в его ровном, маятниковом ритме, слишком напоминающем обстоятельный половой акт.
— Какие у тебя проблемы? — с участием произнес полубомж Миша, мгновенно повеселев после первого стакана.
— Большие, очень большие проблемы, друг мой химик, — сказал я, сильно надеясь, что мне уже не придется утруждать себя тем, чтобы придумать для Миши какой-то правдоподобный пьяный рассказ.
— Почему же химик? — спросил Миша, чуть поднимая бровь, но было ясно, что его мало интересует, кто и как его может назвать.
— Да так, — сказал я. — Инженер-химик — это очень солидная профессия. Так называют тех, кто сидит «на химии». То есть, срок отбывает не в тюрьме.
Миша рассеянно слушал, глядя на бутылку. Я налил по второму стакану. Белая струйка вещества из перстня невзначай брызнула в белый же пластиковый стакан, словно кто-то в фоновом режиме кончил. Я вспомнил стихи Бродского про гвоздь и струйку штукатурки. Сильные, очень точные стихи. Миша выпил, запрокинув голову и блеснув кадыком. Я смотрел внимательно. Миша потянулся за кольцом колбасы, но задержал руку на весу, закашлялся:
— Блять! Не в то горло пошло.
Его лицо казалось удивленным. Он глянул на меня.
— Отраву нам, что ли, какую подсу… — это было последнее, что я от него услышал.
Глаза его выпучились, вылезли из орбит, как у Шварцнегера [32] в марсианском кино. Широкое лицо побелело, затем ушло в синь. Он пытался вдохнуть, но уже не мог. Я встал и отошел на два шага, оглянулся по сторонам: никого вокруг. Только клевала под склизким бревном крупная серая птица, которой не было дела ни до чего. Миша повалился на землю, скорчился и вскоре затих. Тихо щелкнул в судороге его руки пластиковый стаканчик. Один его остекленевший глаз все еще продолжал смотреть на меня, ярко блестя на утреннем солнце, поскольку был полон слез.
32
Ошибка персонажа.
Я тщательно протер бутылку, удалив свои отпечатки, затем повозил улику в его пальцах, теперь лежащих в траве. Рука трупа была теплой, что показалось мне настолько отвратительным, что я чуть было не сблевнул, как это бывает в кино, в виду какого-нибудь пронзительного трупа. Пахло свежим говном: Миша явно совершил дефекацию в качестве последнего прости. Отделение мочи также имело место: вся его круглая толстенькая задница в коричневых штанах была мокрой.
Я представил, что это не Миша лежит тут, а мой писатель. Именно это с ним и будет происходить: выпьет, оборвется на полуслове. Раньше мне было довольно-таки дискомфортно оттого, что я не увижу, как это будет происходить, я даже подумывал над тем, как бы уговорить Вичку заснять сцену на видео. Теперь, лицезрея [33] Мишу, я знал, что и из писателя полезет говно, что и из писателя польется моча.
33
Ошибка персонажа.
3
Доказав при помощи инженера-химика жизнеспособность добытого мною вещества, я решил приступить к завершающей фазе операции. Но вскоре мне стало не до писателя вообще, потому что в мою жизнь снова ворвалась Анна.
Нашлись-то мы с нею еще раньше: Вичка мне все уши прожужжала беллетристом Тюльпановым, принесла его читаные книги. Я начал читать и довольно скоро понял, что за кличкой скрывается кто-то из наших. Мне и в голову не пришло все то, что мучило «писателя»: мистическое знание Тюльпанова о подробностях его жизни, совпадение чисел и прочее. Просто я подумал, что кто-то из наших в новые времена стал жолтым [34] триллеристом. Когда в одном из жолтых триллеров прозвучала история обо мне, о том, как я наловил в Тимирязевском парке майских жуков и принес их в институт, распустил по аудитории и сорвал лекцию, я понял, что Тюльпанов не только из общаги и института, но именно с нашего курса, потому что подробности этой истории знал только тот, кто сидел в это время в аудитории. Когда же Тюльпанов привел номер номера гостиницы, где произошло какое-то там убийство по его сюжету — 1302 — я понял, что это моя Анюта. Ибо ни Кокусев, ни я Тюльпановым не были, а 13 февраля — это была дата их свадьбы.
34
Ошибка персонажа.
Достойна девушка уважения, однако. Не сломалась, как другие поэтессы, которые кто спился, кто сиганул из окна от бессилия. Выдавая себя за жертву эпохи. Лес рубят, щепки летят. Только вот не надо быть щепкой. Будь могучим стволом, который необходим для тех, кто рубит лес.
Адрес Тюльпанова был известен, и я написал ему письмо. Вернее, так и обратился к нему: Маска, я тебя знаю! Привет, Аня!
Она ответила немедленно. Мы перекинулись несколькими емелями и затихли до поры. Прошло несколько месяцев, и от нее неожиданно пришло письмо: она приезжает в Москву, гостиницы дороги, нельзя ли остановиться у меня?