Человек – венец эволюции?
Шрифт:
Человек достигает равновесия с внешней средой не за счет хромосомных мутаций и безжалостного слепого отбора, но создавая некую переходную микросреду: одежду, жилище, очаг, средства передвижения… И так как любое приспособление есть эволюционный фактор, то изобретение эскимосом, скажем, снежного жилища (иглу) или непотопляемой кожаной байдарки (каяка), составляющей с сидящим в ней человеком как бы одно целое, сопоставимо с полезной мутацией. Но – заведомо целенаправленной! У природы шаг за шагом отбирается привилегия играть нашими судьбами.
Микросреда – «вторая природа», созданная человеком, позволила
Вот древняя морская песнь полинезийцев, где слиты воедино ужас перед неизвестностью и восторг, рвущийся из груди, но никакой, насколько можно понять, экономической необходимости:
«Рукоять моего рулевого весла рвется к действию,Имя моего весла – Кауту-ки-те-ранги.Оно ведет меня к туманному, неясному горизонту,К горизонту, который расстилается перед нами,К горизонту, который вечно убегает,К горизонту, который вечно надвигается,К горизонту, который внушает сомнения,К горизонту, который вселяет ужас…Над нами – нависающие небеса, под нами – бушующее море,Впереди – неизведанный путь…Вперед и вперед, наша ладья!»А викинги на другом краю света? Была ли прямая нужда покидать родину, где-то искать удачи предводителю с его лихой дружиной? Историк Б.Поршнев размышлял «о действии какой-то внутренней пружины, разбрасывающей людей по лицу планеты. Этой пружиной было, несомненно, взаимное отталкивание».
Иначе говоря, коммунальный инстинкт, сковывавший человека, оттеснялся каким-то иным чувством. Каким? Думается, «внутренняя пружина» – это осознание самоценности своей жизни, стремление высвободиться из общинных пут для самораскрытия, проявления себя, утверждения как самостоятельного автономного индивида…
А теперь взглянем на карту Земли. Сама конфигурация материков подсказывала примерные пути первоначального расселения человека. Ближний Восток, сочленяющий три континента, был естественным перекрестком этих путей. Тогда как район нынешнего Берингова пролива послужил единственно возможным сухопутным мостом между Старым и Новым Светом в эпоху, когда море несколько отступило. При заселении Австралии ту же роль сыграл Зондский архипелаг. Тогда как тупиками само собой стали южные и некоторые другие разобщенные оконечности материков.
Это оказалось решающим в исторических судьбах целых регионов. На перекрестке континентов сложились древнейшие цивилиза-ции^ сама греко-римская античность (семя, из которого проросла европейская цивилизация) уходит корнями сюда, в этот «пуп мира», здесь возникли величайшие мировые религии (ту же примерно роль в Новом Свете сыграло средостение между двумя Америками) – тогда как оконечности Африки, Южной Америки, Австралия в целом и особенно Тасмания явились заповедниками глухой первобытности.
Так, в сравнении, ярче всего обнаруживается важнейший фактор прогресса – обмен информацией: знаниями, идеями, культурой.
Пока общины были малочисленны и разобщенны, границы племени казались человеку пределом мира, обычаи и запреты были еще абсолютными: не с чем было сравнивать. Единичные попытки преступить рутинность жизни сопровождались жестокими душевными надломами; их отголосок ощущается еще в античных трагедиях.
В скитаниях по свету люди узнавали, что обычаи других народов рознятся от их собственных. Уже одно это значило, что запрет в принципе можно преступить. Человек освобождался от подсознательных, не контролируемых разумом, почти рефлекторных пут.
Когда на смену фатальному биологическому неравенству, связанному исключительно с генетической случайностью, приходит неравенство социальное, так или иначе объяснимое, на смену духовному рабству, почти зоологическому, неосознанному, – рабство по принуждению, то нельзя сказать, что. человечество стало счастливее. Напротив, люди лишь острее начали воспринимать свои унижения и несчастья. Но в мировой истории был сделан решающий шаг – к личности, к очеловечиванию человека.
Индивидуальные признаки являются кирпичиками эволюции. Чем их больше, чем они разнообразнее, тем сложнее и величественнее «сооружение» в целом. Только ли в химическом субстрате, генов закреплены индивидуальные различия? А жизненный опыт животного, переданный его потомству, не является ли тем же «кирпичиком»?
Все мы вместе и жившие до нас, разумеется, тоже определяем ход истории. Каждый преследует свои собственные цели даже тогда, когда бескорыстно служит «общему делу», – но полная свобода человека возможна лишь в тех пределах, в которых так или иначе не ущемляется свобода другого. И даже Обломов, лежа на диване, фактически заедал жизнь другого человека – слуги Захара.
Конечно, суммарная совокупность действий – еще не сама история. Здесь ничто, не сводимо к простой статистике, как в физических или химических процессах, потому что сам человек не сводим к ней. В Европе в 30-е годы нашего столетия фашизм утвердился не только в Германии, но и в Италии, Румынии, Венгрии… Но лишь гитлеровский фашизм приобрел изуверские черты под воздействием, бесспорно, психопатической иррациональной личности фюрера.
Индивидуальность человека играет решающую роль. «Кирпичиком» мировой истории становится и достижение (художественное или научное), и мысль, которая, возможно, будет реализована вовсе не тем, кто ее высказал, а кем-то другим, спустя много лет, – словом, опять-таки информация. И ценность ее сравнима со значением наследственной информации в биоэволюции.
И подобно генетическому коду, на историческом этапе развития жизни возникает способ фиксирования сигнальной информации – рисунок, письмо, в наши дни – фотография, магнитозапись… Письмо, кстати, возникло впервые именно на ближневосточном перекрестке информационных путей.