Человек за шкафом
Шрифт:
И он снова притих за шкафом в ожидании звонка старшего брата. И в дверь звонили, но приходил все время кто-то другой, а не Андрей.
В этот раз не Андреем оказалась девушка, и, как всегда, Антон не мог простить ей это разочарование. Даже то, что у новой жилички был молодой и приятный голос, не оправдывало того, что она – не Андрей. Но зато когда она заиграла на скрипке…
Впервые услышав в квартире музыку, Антон сначала даже не понял, что происходит, так он отвык от звучания живых инструментов, которые слышал только в театре и на концертах в консерватории и Зале Чайковского, куда его в детстве часто водила бабушка. Но это было совсем другое, ведь там музыка звучала со сцены, в специально оборудованных залах, с особой акустикой… А тут скрипка играла рядом, совсем близко, за стеной. Временами ее звуки были резкими, визжащими, и Антон вздрагивал и морщился. Нет, это не исполнитель фальшивит, не похоже на фальшь – просто эта скрипка так звучит, такой инструмент. Но откуда же взялась живая скрипка? У тетки постоянно бубнил телевизор или орал, пока его не украли, магнитофон, изрыгая какие-то отвратительные эстрадные песенки, – но, разумеется, Зоя и классическая музыка (играли Брамса, его Антон сразу узнал) были вещами абсолютно несовместимыми. Может, это играют у соседей? Но тут Антона озарило – это же играет девушка! Неужели тетка, при ее-то ненависти к музыке, сдала жилье скрипачке?
И вдруг отчаянно, до холода и спазмов в животе, захотелось увидеть эту девушку со скрипкой. Антону она представлялась каким-то неземным существом, вроде принцессы или феи из сказки. Вот бы попробовать сыграть вместе с ней, дуэтом – она на скрипке, он на фортепиано. А может, она умеет и на фортепиано играть? Как он был бы рад послушать… Раньше Антон думал, что никогда в жизни не подпустит никакого другого человека к их семейному инструменту. За этим фортепиано играли бабушка и мама, клавиши хранят память о них… Однако если бы юная скрипачка попросила разрешения поиграть, ей он, пожалуй, позволил бы. Подумав так, Антон тут же горько усмехнулся. Да кто он такой, чтобы что-то кому-то позволять или не позволять? Жалкий забитый урод, которого все вокруг считают сумасшедшим. Никому и в голову не придет спрашивать у него разрешения на что-то… Но если раньше его, собственно, не очень волновало, что думают о нем другие люди, то теперь от мысли, что поселившаяся в их квартире скрипачка тоже не увидит в нем полноценную личность, становилось очень горько.
Встреча в кухне произошла случайно – он, как обычно, спал у себя за шкафом, а проснувшись, почему-то решил, что девушка тоже ушла рано, как и тетка. Облик ее поразил Антона, скрипачка оказалась совсем не такой, какой он ее себе представлял. В фантазиях отчего-то виделась высокая, статная, исполненная достоинства взрослая красавица – а девочка, с которой он столкнулся на кухне, была гораздо меньше и моложе. На фею она совсем не походила, даже на принцессу не очень тянула, скорее напоминала воробушка. Было в ней что-то такое трогательное, умильное, от чего при взгляде на нее все время хотелось улыбаться, даже несмотря на то, что она очень старалась быть серьезной.
«Оля. Вот, значит, как ее зовут. Как маму, – пронеслось в голосе у Антона. – Интересно, сколько ей лет? Скорее всего, и двадцати нет. Она моя ровесница или даже младше…»
Вид у девушки был взволнованный, смущенный и виноватый. И она действительно выглядела совсем ребенком… И как на нее можно сердиться? Он и не сердился, хоть и понимал, что это именно она вчера по неосторожности выдала его Зое. Но понимал Антон и то, что Оля не виновата, она, скорее всего, даже не представляла, что в жизни возможно нечто подобное… А теперь она, видимо, пришла просить прощения, мнется, чувствует себя неловко. Может быть, и побаивается его, она же совсем ничего о нем не знает, вот и опасается, думает, мало ли чего можно ожидать от психа… И все же преодолела свой страх и пришла к нему. Ее поступок восхитил Антона, вызвал невольное уважение к ней. И в то же время облик девушки будил в душе совсем другие чувства – хотелось обнять ее, защитить, спрятать от всего плохого, жестокого, грязного, чего, оказывается, так много в жизни. Еще не так давно Антон этого всего не знал. И Оля – по ней сразу видно – не знает. И хорошо бы ей не знать этого вообще. То, что произошло накануне вечером… Оля не должна была столкнуться с этим. Злость, жестокость, грубость и боль – это не то, что можно показывать таким девушкам. Они должны жить совсем в ином мире, где царят свет, красота и музыка. Тогда, в кухне, Антон видел Олю только мельком, поспешил скрыться, поняв, что испугал гостью, и не успел ее как следует разглядеть. Но теперь она стояла перед ним, освещенная ярким осенним солнцем, бьющим из незашторенного окна, и Антон понял, что она как-то особенно трогательно красива. Казалось, еще чуть-чуть – и он услышит звучащую в ней музыку, как это было с ним раньше.
– Антон, а не могли бы вы… сыграть что-нибудь? – запинаясь, попросила вдруг Оля.
Он покачал головой и потупил взгляд.
– Ну, пожалуйста… Я вас очень прошу!
– Нет. Извините, но я не могу, – голос его прозвучал как-то неуверенно, с хрипотцой. Так бывает, например, у больных ангиной, которые из-за больного горла вынуждены были долгое время молчать. Впрочем, чему тут удивляться, подумал Антон – он так редко говорит с кем-то… Странно, что он вообще не разучился говорить по-человечески.
– Вы не хотите играть для меня, да? – совсем огорчилась она.
– Что вы! – тут же возразил Антон, который и не понимал даже, как это может не хотеться играть. – Дело совсем не в этом! Просто…
Он не договорил, только отступил от двери, пропуская Олю в комнату, чтобы она своими глазами увидела его инструмент. Точнее, замок на крышке, дужки которого грубо и безжалостно врезались в лакированное дерево и жестоко уродовали это чудесное антикварное фортепиано с инкрустациями и канделябрами в виде резных женских фигур.
Вчера Зоя отобрала у Антона ключ, и это означало, что он снова лишился самого дорогого и важного в своей жизни, и быть может навсегда. Однако вместо того, чтобы поддаться отчаянью, смириться, уйти в себя, Антон еще вчера ощутил, что наполняется какой-то непонятной мрачной решимостью. Решимостью на что? Этого он еще не знал.
Он мог смириться с тем, что тетка издевается над ним, но позволить ей издеваться над другими не хотел. Все-таки Антон чувствовал себя настоящим хозяином этого дома и чувствовал, что ответственен за то, что происходит. Ответственен в том числе и за гостью, эту милую девочку Олю. Что, если Зое взбредет в голову обидеть и ее? Оля выглядела такой робкой и беззащитной, вряд ли она сможет за себя постоять… Нет уж, пусть уже тетка делает с ним что хочет, но не смеет трогать Олю!
Хотя… Что он сделает, если…
Когда Зоя набрасывается на него, его охватывает странное оцепенение. Леденящий ужас сковывает все тело, не давая пошевелиться, заставляя сжиматься в комок, все чувства вдруг сливаются в единое омерзительно-холодное ощущение страха и боли. Почему так происходит? Как совладать с этой слабостью, не позволяющей ему защититься от Зои? Антон не знал…
Раньше у него имелся единственный, но универсальный рецепт ото всего, что ему не нравилось, что расстраивало, пугало, что он не мог понять и принять. Решением всех проблем была музыка. Но с появлением в его жизни Зои все изменилось. И с чего она вообще так взъелась на него и его музыку? Антон часто задавал себе этот вопрос и не находил ответа. Он пытался быть незаметным, сидеть у себя за шкафом тише воды ниже травы, чтобы не привлекать внимания тетки, не вызывать ее раздражения. Как долго он лелеял надежду, что Зоя не может быть всегда такой жестокой, что просто у нее такой период в жизни, она огорчена чем-то, но это пройдет, и с ней можно будет общаться как с нормальным человеком. Но время шло, а ее жестокость и злоба все не проходили. Похоже, ей доставляло удовольствие издеваться над ним, нравились его беззащитность и безответность. Антон понимал это умом, но никак не мог понять сердцем. Как можно так обращаться с родным человеком, который никогда не делал тебе ничего плохого?
Вчера, когда Зоя, включив на полную мощь телевизор, избила Антона и забрала ключ от пианино, он уже всерьез думал сбежать. Последнее время он все чаще возвращался к этой мысли. Пусть для других людей он дебил, сумасшедший и, увидев его на улице, его сразу упекут в психбольницу, как запугивала Зоя. Но временами ему казалось, что лучше уж больница со злыми санитарами и врачами, чем жизнь с Зоей. С утра Антон был готов попросить у Оли ключи, чтобы выбраться из квартиры, но сейчас ему пришла в голову мысль, что тетка, обнаружив его исчезновение, может наброситься на беззащитную маленькую Олю и выместить зло на ней – а этого никак нельзя было допустить.
Меж тем Оля вошла в комнату, посмотрела на пианино и перевела удивленный взгляд на Антона.
– А зачем вы запираете инструмент?
– Это не я… – вынужден был признаться юноша. – Это она. Запирает… От меня.
– Не понимаю. Почему, зачем?
– Чтобы я не играл. Это ей действует на нервы.
– Эта… Эта фашистка запрещает вам играть и бьет вас, если вы ее не слушаетесь? – догадалась Оля.
Антон молча кивнул.
– Да она!.. Да она просто… просто садистка какая-то! Это же жутко, бесчеловечно!