Человек за шкафом
Шрифт:
– Андрей!
Антон вздрогнул и сразу обернулся. Что бы там Оля ни говорила о прошлом, которое надо отпустить, он все еще хотел верить в то, что его брат жив и когда-нибудь вернется. На улице он с надеждой вглядывался в каждую высокую статную фигуру на улице, особенно если это был человек в форме, оглядывался, если слышал имя брата. Но, конечно, никто из военных, мальчишек, которых звали родители, или студентов, встретивших своих приятелей, не был его Андреем.
Так вышло и на этот раз. Человек, которого окликнули, хоть и был молод, но не имел ничего общего с его братом. Стоя совсем близко к нему и его собеседнику, Антон невольно слушал их разговор. Собеседник расспрашивал Андрея о его жизни, и тот жаловался в ответ, что все как-то не клеится. С девушкой расстался, она его бросила, ушла к другому – бывшему их коллеге-инженеру, а теперь челноку, который в Лужниках турецкими шмотками торгует. Живут они с родителями все там же, в жутких условиях, достало уже сидеть друг у друга на головах, а перспектив никаких – на очереди вроде стоят, но теперь в стране все изменилось, черт его знает, когда дадут квартиру и дадут ли вообще… И на работе непонятно что творится, зарплату стали платить с перебоями, ходят слухи, что лавочку скоро вообще прикроют, народ разбегается кто куда, как крысы с тонущего корабля. Неудивительно, что у него, Андрея, уже который месяц депрессия…
В ответ на это собеседник, который по виду был минимум вдвое старше Андрея, призывал его не падать духом. Не в депрессию впадать надо, а менять свою жизнь. Искать новую девушку, новую работу, которая соответствовала бы требованиям времени, новые способы заработка. Да, конечно, времена начались непростые – но это все проходящее. Главное, что теперь перед людьми открылось столько перспектив, столько дорог, которые раньше были напрочь перекрыты. Жизнь настолько интересна, полна и насыщенна, что просто нельзя опускать руки, недаром в православии уныние считается самым тяжким грехом. Ведь каждый день, когда восходит солнце, у нас появляются тысячи возможностей изменить любую ситуацию…
Андрей слушал его молча, кивал, но у Антона было такое чувство, что он делает это больше из вежливости, а не потому, что согласен с собеседником и готов следовать его советам.
– Скажите, Николай Данилович, – поинтересовался он вдруг, – я слышал, что у вас рак нашли – это правда?
Его собеседник кивнул.
– К сожалению, да. Сам хотел бы, чтоб это было сплетнями, все бы за это отдал – но увы…
– И… и как же вы? – осторожно спросил Андрей.
Николай Данилович усмехнулся.
– Пока не сдаюсь. Две операции уже было, скоро ложусь на третью. Буду бороться до конца. Может, и справлюсь, слыхал, бывает и такое… Ну, а если нет – так там и будет видно. А пока живу и наслаждаюсь каждой минутой.
Через некоторое время дождь почти перестал, люди, прятавшиеся от него под мостом, стали расходиться. Андрей и Николай Данилович ушли. Антону и Оле тоже было пора уходить, и даже нелишним было бы поторопиться, если они не хотели, чтобы Зоя узнала об их вылазке, потому что время уже близилось к десяти. Всю обратную дорогу они молчали, изредка перебрасываясь малозначащими фразами. Оба думали о мужественном и интересном человеке, с которым их познакомил дождь. Оля ругала себя за то, что слишком часто позволяет себе лениться, откладывая важные вещи на потом, которого может и не быть… Антон же непрерывно повторял в уме фразу: «Каждый день, когда восходит солнце, у нас появляются тысячи возможностей изменить любую ситуацию».
И просил – у бескрайнего неба, у затихающего дождя, у солнца, временами прорывающегося через прорехи серого покрывала облаков, – чтобы он смог ощутить эту возникающую ежедневно возможность, заметить, успеть схватить и иметь силы удержать… Прятаться за шкафом от жизни и дальше уже не было никакого терпения. И сегодня благодаря этому человеку Антон впервые почувствовал, что готов что-то изменить. Большой открытый мир пугал, казался слишком сложным, непонятным и временами враждебным, но Антон понимал: хуже, чем есть, уже не будет. Зато наверняка будет интереснее.
Детективный сериал оборвался на самом интересном месте. Тамара досадливо поморщилась: похоже, она до завтра так и не узнает, кто же оказался коварным убийцей и расправился с юной красоткой в старинном английском замке… Вздохнула и сразу же потянулась за пультом, чтобы убавить звук – почему-то рекламные ролики всегда звучали в несколько раз громче, чем фильмы и передачи. Как будто их создатели стремились исключительно с помощью крика внушить зрителям, что те жить не могут без новых автомобилей, планшетов, Интернета, банковских услуг и прочих благ цивилизации. Однако Тамаре все это было совершенно ни к чему. Она не водила машину, не пользовалась компьютером и не хранила сбережений в банке. У нее и сбережений-то никаких не имелось, денег ровно хватало от пенсии до зарплаты. Последнее время, правда, ситуация несколько изменилась благодаря Вилену. Он два-три раза в неделю возил ее в рестораны, где кормили так сытно, что привыкшей довольствоваться малым Тамаре потом не хотелось есть еще, по крайней мере, сутки.
Вилен… От одной мысли о нем на душе сразу стало теплее и радостнее. Она уже и не думала, что сможет когда-нибудь в жизни еще раз полюбить. Хотя… Может быть, то, что она переживала раньше, вовсе и не было любовью? Разве можно сейчас всерьез воспринимать ту дружбу с мальчиком из параллельного класса? А ведь тогда, в девятом и десятом, и еще почти целый год после школы ей казалось, что это большое и настоящее чувство… Казалось, даже после того, как мальчик исчез с ее горизонта, а потом она случайно встретила его в кинотеатре «Форум» в обнимку с какой-то жгучей брюнеткой.
А та история в институте, во время поездки «на картошку»? Тамара до сих пор помнила треск поленьев в костре, сноп искр, которые таяли в ночи, звук гитарного перебора, приторно-сладкий вкус дешевого портвейна… И жгучий взгляд Игоря, словно специально севшего напротив, чтобы ее смущать. Он был красив как черт, этот Игорь Москаленко – высокий, мускулистый, с загорелой кожей и выгоревшими на солнце светлыми волосами. По нему сходили с ума первые красавицы института, но Тамара никогда не считала себя красавицей и оттого больше боялась этого взгляда, чем покорялась его притяжению… Так у них, там, «на картошке», ничего и не вышло. Тогда она долго горевала об этом и лишь спустя несколько лет поняла: и слава богу, что не вышло.
Позже, уже после института, Тамара стала женой скромного инженера Валерия Павловича. Настолько скромного, что взгляду было не на чем остановиться. Была ли она счастлива с ним? Долгое время казалось, что да. Во всяком случае, на традиционной фотокарточке новобрачных и на еще полудюжине снимков времен ее замужества Тамара всегда улыбалась. Она была довольна тем, что ее жизнь складывается правильно. Правильно – вот очень точное слово. Вся ее жизнь с Валерой была идеально правильной. Правильно убранная квартира, правильно приготовленный ужин, правильно исполненный супружеский долг, правильно проведенный совместный выходной – день за хлопотами по хозяйству, вечер за телевизором. И так – изо дня в день, из года в год, в течение восемнадцати лет. Любила ли Тамара своего мужа, любил ли он ее? Они никогда об этом не говорили. Но вряд ли… Какая при таких отношениях любовь? Когда все правильно, то места для эмоций вроде как уже и не остается. У них было только одно отличие от правильной семьи: отсутствие детей. Почему, по чьей вине – непонятно, да теперь уже и неважно. Важно, что они так и не родились, хотя хотелось, и очень… Но не вышло, не задалось, не дал господь, как говорили старухи.
Потом Валера умер, он был намного старше ее и никогда не мог похвастаться богатырским здоровьем. Тамара осталась вдвоем с матерью, работала и ухаживала за ней. Затем умерла и мама, и с тех пор Тамара так и жила в квартире, которая, казалось, была вся наполнена ее одиночеством. Вышла на пенсию, устроилась консьержкой в своем же подъезде. И снова работа, дом да скудные пенсионные радости: телевизор (ей особенно нравились детективные фильмы и сериалы), книги из районной библиотеки, болтовня по телефону с подругами и изредка, если удавалось скопить денег, парочка пирожных из Филипповской булочной. Сластеной Тамара всегда была великой.