Человек за спиной Гитлера
Шрифт:
Г. К. Жуков и Н. Берзарин в Берлине. Слева — генерал Ф. Боков
Потсдам. 1945 г. На веранде особняка в дни конференции. Маршал Г. К. Жуков и адмирал флота Н. Г. Кузнецов
Допрос
Мартин Борман в 1935 году после назначения начальником партийной канцелярии
Комментировать этот акт, конечно, можно — но не хочется. Здесь и подавно нет основы для сенсационного рассказа о «сексуальной жизни» Гитлера, поскольку она была вполне нормальной, благопристойной и мещанской. В принципе фюрер заслуживает лишь похвалы за то, что после стольких лет совместной жизни решил поставить в ее истории матримониальную точку. Но, признаемся, поздно.
Теперь — к более существенным в историческом отношении документам. Их четыре: политическое завещание Гитлера дополнение к нему личное завещание Гитлера дополнение Иозефа Геббельса.
Кстати, это не новая архивная находка. Документ, озаглавленный «Мое политическое завещание» и подписанный Адольфом Гитлером 29 апреля 1945 года, был еще в конце 1945 года найден западными разведчиками и предан гласности. Но одного мы не знали. Оказывается, представители американских и английских оккупационных властей — полковник Т.Дж. Кениг и капитан Волис — направили в адрес советских властей в Берлине специальные письма, к которым прилагали тексты, подписанные Гитлером (личное и политическое завещания, его брачное свидетельство). Эти письма, датированные 31 декабря 1945 года и 8 января 1946 года, были посланы начальнику штаба берлинской комендатуры генералу А. Сидневу. Но путь документа на этом не закончился: 31 января 1946 года за подписью народного комиссара внутренних дел Союза ССР С. Круглова он был направлен по трем адресам: И.В. Сталину, В.М. Молотову и Г.М. Маленкову — оригиналы и переводы на русский язык за № 329/к (буква «к» свидетельствовала, что посылал лично сам Круглов).
Одно необходимое примечание: если исключить третий документ, автором всех «прощальных документов» нельзя считать Гитлера. Как видно из записок Гюнше, для их сочинения Гитлер уединился с Геббельсом и Борманом. Когда же с завещанием познакомился Герман Геринг, он сразу сказал американским следователям:
«Это не стиль фюрера. Это документ Бормана…»
С тех пор, как я в 1914 году применил мои скромные силы в качестве добровольца в первой, навязанной империи мировой войне, прошло свыше 30 лет.
За это 30-летие всеми моими мыслями, действиями и жизнью руководила лишь любовь и верность моему народу. Они давали мне силу принимать труднейшие решения, какие не стояли еще до сих пор ни перед одним смертным. Я израсходовал за это 30-летие свое время, свою энергию, свое здоровье. Неправда, что я или кто-либо другой в Германии хотели войны в 1939 году. Ее хотели и поджигали те международные государственные деятели, которые были или еврейского происхождения, или работали в интересах евреев. Я внес слишком много предложений по ограничению вооружения, — это будущее поколение никогда не сможет отрицать, — чтобы ответственность за начало этой войны могла тяготеть на мне. Далее, я никогда не хотел, чтобы после первой злосчастной мировой войны возникла вторая война против Англии или даже против Америки. Пройдут века, но из руин наших городов и памятников искусства снова возродится ненависть к народу, несущему в конечном счете ответственность, к народу, которому мы всем этим обязаны — к международному еврейству и его пособникам!
Еще
Я не оставлял сомнений в том, что если народы Европы снова рассматриваются как пакеты акций этих международных финансовых заговорщиков, то будет привлечен к ответственности и тот народ, который и является виновником этой убийственной борьбы, — еврейство! Далее, я не оставлял сомнений в том, что на этот раз не только миллионы европейских детей арийских народов будут умирать с голоду, не только миллионы взрослых людей погибнут, не только сотни тысяч женщин и детей будут сожжены в городах и погибнут под бомбами, но и сам виновник, хотя и путем более гуманных средств, должен будет искупить свою вину.
После шестилетней борьбы, которая, несмотря на все превратности судьбы, войдет когда-нибудь в историю как самое славное и мужественное проявление жизненной воли народа, я не могу расстаться с городом — столицей этой империи. Так как сил слишком мало, чтобы именно здесь продолжать сдерживать натиск противника, а поведение столь же ослепленных, сколь и бесхарактерных субъектов обесценивает личное сопротивление, я хочу, оставаясь в этом городе, разделить судьбу, которую избрали себе миллионы других. Кроме того, я не хочу попасть в руки врагов, которые для увеселения своих затравленных масс нуждаются в организуемых евреями зрелищах.
Поэтому я решился остаться в Берлине и здесь по своей воле избрать смерть в тот момент, когда, по моему мнению, резиденцию фюрера и канцлера нельзя будет больше удерживать. Я умираю с радостным сердцем перед лицом известных мне неизмеримых подвигов и достижений наших солдат на фронте, наших женщин дома, достижений наших крестьян и рабочих и единственных в истории достижений нашей молодежи, которая носит мое имя.
То, что я всем им выражаю благодарность из глубины сердца, так же само собой разумеется, как и мое желание, чтобы они ни при каких обстоятельствах не прекращали борьбы, а совершенно безразлично где продолжали вести ее против врагов отечества, согласно завещания великого Клаузевица. Жертвы, принесенные нашими солдатами, и моя тесная связь с ними до гроба, найдут отклик в германской истории и приведут к сияющему возрождению национал-социалис-тического движения, а тем самым к осуществлению истинного единства германского народа.
Многие храбрейшие мужчины и женщины решили до конца связать свою жизнь с моей. Я просил их и, наконец, приказал им не делать этого, а принимать участие в дальнейшей борьбе народа. Командующих армий, морским и воздушным флотом я прошу всячески укреплять волю к сопротивлению наших солдат, воспитывая их в национал-социалистическом духе, особенно указывая на то, что я сам как основатель исоздатель этого движения также предпочел смерть трусливому удалению с поста или даже капитуляции.
Пусть со временем в понятие о чести немецкого офицера, как это уже имеет место в нашем морском флоте, войдет то, что сдать какую-либо местность или город невозможно и что прежде всего командир должен подавать блестящий пример верного выполнения долга до самой смерти.
Перед смертью я исключаю из партии рейхсмаршала Германа ГЕРИНГА и лишаю его всех прав, которые могли вытекать из Указа от, 29 июня 1941 года и моего заявления на заседании рейхстага 1 сентября 1939 года. Вместо него я назначаю рейхспрезидентом и верховным главнокомандующим вооруженными силами гроссадмирала ДЕНИЦА.
Перед смертью я исключаю из партии бывшего рейхсфюрера СС и министра внутренних дел Генриха ГИММЛЕРА, а также смещаю его со всех государственных должностей. Я назначаю вместо него гаулейтера Карла ХАНКЕ рейхсфюрером СС и начальником германской полиции, а гаулейтера Пауля ГИЗЛЕР — министром внутренних дел.