Человекообразный
Шрифт:
– Станция Бирмингем. Ноль часов, четырнадцать минут.
– Бирмингем?
– пятнадцатилетний чудак задумался.
– Еще далеко до конечной станции?
– До Дублина? Три часа. Вы летите дальше?
– спросил я. В Америку?
– Да. До Ванденберга... Знаете, где это?
– Ах, до Ванденберга... А из Ванденберга?
– А вам не известно, куда ведет дорога из Ванденберга? На Луну. Знаете, я еще не был на Луне. Вы это понимаете? Пожалуй, да, потому что и вы не были. А вот в Ванденберге не понимают. Не могут себе этого представить, - усмехнулся он. Когда я подал заявление, они дали мне только пробный полет до Спутника и обратно. Пришлось лететь Тором. "А почему бы нет?" - сказал я и сел. Я два года обучался в имитаторах. Встал на пламени, а потом...
– он осекся.
Вагон тронулся.
– Made in Oxford. Здорово звучит? Я made in Oxford. Даже фамилия. Моя фамилия Фоксор, это тоже переделано из "Оксфорд". Университет, колледж... А если ребенок не умеет ходить... Да, этого я вам еще не рассказал... Есть у них такая машина. Ассистенты засовывают в нее подопечного. На ногах застегивают захваты. Потом включают двигатель. Раз, два... раз, два... физические упражнения. Для укрепления мускулов... Потом коляска - перевернутый конус - охватывает объект в поясе и заставляет двигаться. Перевернуться невозможно. Это предусмотрено.
– Здорово, - сказал я.
– Ага, здорово, - повторил он апатично.
– Но это не все. Есть у них этакие кабины. Экранчики, электроды. Метод Леви Костара. Электрошоки. Вы обратили внимание, что, как правило, мы помним момент, предшествующий событию?
– Ну и что?
– Ну, это и есть метод Леви - Костара. Проецируют картинку, проигрывают пластинку и... шок. Подопытный корчится и воет. Но запоминает картинку и слова: "дом", "кукла"; "автомобиль", "синхрофазотрон" и так далее. Подопытный помнит. Ага, вы не знаете, что у подопытного нет зеркальца. Он видит каких-то странных существ и не знает, что является одним из них. Думает, что он что-то другое, ну, этакая обезьянка, подопытный кролик, а не человек. Обезьянка вся исколотая, питаемая вливаниями. Завтрак, обед, ужин. Только позже его учат есть. Научно. Показывают кино: толстенький блондинчик перед тарелочкой кашки. Какой-то остряк назвал этот фильм "Приятного аппетита"... Бла-го-да-рю!
– проскандировал он и замолчал.
– Вы говорите, что в лаборатории смогли создать... Я думал, проводятся только предварительные исследования, опыты, - сказал я.
Он иронически улыбнулся.
– Вы слышали о Гастрови? Двадцать пять лет назад он выступил со своей видоизмененной теорией эволюции. Вы знаете о ней?
– Это уже история.
– Не скажите... Так вот, он утверждал и весьма остроумно, что сможет создать искусственного человека. "Искусственного"! Идиот! Он рассуждал примерно так: люди - это более высокая ступень развития, чем обезьяны. Следовательно, обезьяна, если ее поместить где-нибудь на леднике, спустя некоторое время превратилась бы в человека. Ну, разумеется, не та самая обезьяна. Ее потомок. К тому же потомок не каждой обезьяны, а, скажем, той, у которой по счастливой случайности оказался теплый шерстяной покров. Благодаря этому она спасет свою жизнь.
– А ее потомок может быть лысым, - сказал я.
– Теоретически, - снова улыбнулся он.
– Так вот Гастрови утверждает, что нет. Он говорит, что потомок сохранит полезные признаки. Что-то вроде управляемых мутаций генов. Сложно, правда?
Я что-то пробурчал.
– А у этого потомка может быть в свою очередь брат тоже с каким-нибудь полезным свойством, скажем, более коротким хвостом. Я, конечно, шучу. Так, к примеру. И у потомка этого потомка опять будет короткий хвост. И так далее, до самого человека. Но это длится изрядно долго. Постоянное влияние условий окружающей среды на гены. Понимаете? Все более короткий хвост, все больший объем черепа... Но Гастрови сказал: "А что, если сразу?" Одним словом, осчастливить обезьяну человеческим потомком путем усиления восприимчивости генов к внешним условиям, но только к некоторым условиям. Написаны толстенные тома: "Теория эволюции Дарвина и теория Гастрови". Потом еще "Основы управления эволюцией" или "Ускорение жизненных процессов". Это написал Дейвис. Именно он, англичанин, взялся за это. Он руководил кафедрой в Оксфорде.
Юноша на минуту замолчал и как-то странно взглянул на меня.
– И начались опыты. Но тут в Оксфорд приехал Югович и начался ад. Югович сказал, что предпосылки ошибочны, создал специальную комиссию, которая должна была курировать эксперимент. Говорил об ответственности. Все-таки речь шла о человеке. Но это было ни к чему. Вы, наверно, знаете, что мы происходим не от шимпанзе. Правда, у нас общие предки. А если развить шимпанзе, из него мог бы вырасти не человек, а кто знает, какой уродец. Ведь это было бы развитие боковой ветви. Что-то вроде эволюции крокодилов. Значит, сначала надо было отбросить шимпанзе назад, а только потом создавать человека. А как отбросить шимпанзе? Что из него сделать? Ведь общий предок - это пресловутое "промежуточное звено" точно не известен.
Он глубже погрузился в кресло и склонил голову набок.
– Но гипотеза уже была. Ее надо было только реализовать. Пять лет в Оксфорде Дейвис и Германн, опубликовавший в это время "Проблемы современной биологии", проводили исследования и писали свою работу. Как раз тогда Германн защитил диссертацию. Они начали изучать условия, в которых наш общий предок бегал гдето в Африке. Но это им не помогло. Тогда они подошли к вопросу иначе: стали исследовать эволюционное древо гиббона. Гиббон, как известно, не самая разумная из обезьян, поэтому они решили, что она ближе к тому пресловутому предку.
Юноша замолчал и снова взглянул на меня.
– Я вижу, вы не понимаете, почему взяли именно гиббона? Дейвис исходил из того, что шимпанзе стоит, можно, пожалуй, сказать, на вершине человекообразных. Горилла и орангутанг немного ниже, следовательно, путь их развития короче. А еще короче развивался гиббон. С трудом удалось воспроизвести его предполагаемого предка. Было решено проверить эволюцию методом Германна, так называемым "методом коррекции зародыша". Вот и начали развивать эмбрион, взятый у того прагиббона. Так дошли до шимпанзе. Эксперимент удался. Германн торжествовал. Теперь оставалось только создать человека. Надо было соответственно изменить условия, а одновременно ввести бедному прагиббону определенные гормоны. Впрочем, я в этом никогда не разбирался... Они хотели увеличить восприимчивость к изменению наследственных признаков и искусственно изменить эти свойства. Ну, и не получилось.
– Я вопросительно посмотрел на потомка гиббона.
– Вот так. Не удалось. Просто прагиббон не был прачеловеком. Пути эволюции разошлись еще раньше, и надо было найти прапрагиббона. Но Дейвис и Германн не сразу пришли к этому выводу. Они подумали, что, быть может, мы происходим от прагориллы и что гиббон не прагорилла, а путь эволюции был иным, и мы отделились от обезьян еще раньше. Проблема усложнилась, потому что все обстояло как раз наоборот.
– И?
– И ничего. Позже они напали на верный путь. Но когда они были уже в одном шаге от решения, вмешалась комиссия Юговича. Югович сказал - что он мог еще сказать?
– ответственность! Преступление! Что даже во имя науки нельзя!
– А вы как считаете?
– спросил я.
– На ваш взгляд, он был прав?
– Как посмотреть, - улыбнулся он.
– Я думаю, что да. Но Дейвис... Целью Дейвиса было создание искусственного человека. Так он это назвал, но это ересь. "Искусственный". Скотина и только.
Он замолчал и глубоко вздохнул.
– Впрочем, Дейвис мог уже почивать на лаврах, - сказал он немного погодя.
– Но Германн, молодой, не очень сильный в психологии и слабый в философии, решил идти дальше, хотя бы по трупам лаборантов, помощников и подопытных. Опыты продолжились. Оксфорд не протестовал. Юговича называли "императорским гуманистом". Югович ничего не добился. Впрочем, не это было самым скверным...