Человьи
Шрифт:
Пенсионер кивнул.
— Да. От такого он вряд ли откажется. Ведь через пятнадцать лет он уже сможет получить новые социальные конечности. Всё по заслугам. Ну, а Центру — это дополнительное прославление добродетели. Поэтому, принято.
От нового хруста пальцев у пенсионера по телу прокатились мурашки. Эмблема на котелке тут же засветилась.
— Ваша парестезия излишня. Ведь пока что всё складывается в пользу вашего желания. — «Чёрный котелок» снова усмехнулся. — Остаётся лишь одно. Приобретая добро одно, нужно пожертвовать другим. Вы понимаете,
Пенсионер вдруг улыбнулся, наступил на дождевого червяка, размазал его по асфальту и, придвинув «пуцку» ближе к котелку, зашевелил искусанными в кровь губами.
— Даже так?
На этот раз в монотонном вопросе пенсионер не расслышал никакой насмешки. Он закивал головой и уверенно добавил:
— Да. Это её собственное желание.
Затем он, будто не при чём, развёл руки в стороны.
Где-то вдалеке прогремел гром.
Глава 7. Я найду тебя
Обмен сознаниями происходил прилюдно. Это освещали все средства массовой информации.
О дополнительных преференциях для двух доноров должны были узнать даже на самых отдалённых уровнях. Ведь впервые такие высокие технологии применялись к родившимся не в Центре.
К сожалению для прославленного экспоната статистика в полпроцента оказалась не в его пользу. Что-то пошло не так.
К счастью для него этот брак оказался не совсем критичным. Всего-то: потеря голоса! Сознанию, успешно помещённому в чужую форму, приходилось мириться и не с этим! Да и, как справедливо отмечала общественность, немота — это ведь не самые страшные издержки. Получаемого-то намного больше: как никак, путь к социальным конечностям уменьшился ровно вполовину!
В отличие от общественности, экспонат такого оптимизма не разделял. Уж как он бесновался внутри стеклянного ящика! Это, в свою очередь, привлекало к нему дополнительное внимание. Буйство головы приходилось по вкусу народу. А потому толпа кривляк, зевак и физиогномистов росла с каждым днём. Всем было интересно наблюдать за стеклом — особенно тогда, когда там происходило настоящее сумасшествие.
Дошло даже до того, что какой-то ушлый бизнесмен выкупил шефство над экспонатом. И теперь специально обученные человьи вытирали ему пот, давили прыщи, втирали дорогие крема, брили его, чистили зубы и уши, делали ему модные причёски. Стекло в его небольшом доме теперь всегда блестело, воздух внутри — благоухал; рядом с ним теперь играла приятная музыка, а на всех дорожках к его дому — стояли специальные турникеты с монетоприёмниками.
Иногда печать бесноватости исчезала с лица экспоната. И появлялась печать отрешённости. На такие изменения народ реагировал незамедлительно — человьи крутили носом, и поток посетителей уменьшался. Тогда специально обученный человей с приборами посещал стеклянный дом, и всё возвращалось на круги своя — одноглазый экспонат снова бесновался, а турникеты снова работали без остановки.
«Лишь бы до пенсии дожил», — думал бизнесмен, подсчитывая барыши на пятнадцать лет вперёд.
Как-то
И вот они встретились взглядами.
Единственный глаз экспоната налился кровью, выбеленное кремами лицо исказилось, дёрнувшись на питательных трубках, рот раскрылся в немом крике, а искусанные губы побелели.
Человей по ту сторону стекла кивнул экспонату и, круто развернувшись, зашагал к выходу.
Когда он уже подходил к турникету, позади него что-то громко зашипело. Закричала какая-то женщина. Забегали человьи, кто-то засвистел. Сразу несколько «чёрных котелков» быстрым шагом направились к экспонату.
Человей же с татуировкой на лице не оборачивался. Он шёл и шёл. Мимо него проходили люди со шрамами на шеях, так похожими на странгуляционные борозды висельников. Завидев в нём своего, они кивали ему, но он отводил от них свой пустой взгляд.
«Мёртвый город, — проносилось в его голове. — И я — будто тоже неживой».
Слёзы на его глазах всё наворачивались и наворачивались, пока вдруг не побежали крупными струйками по щекам. Он смахнул их рукавом, уходя всё дальше и дальше от «Площади добродетели».
Остановившись в «Парке смирения» у дерева с поющей птичкой, человей сел на ближайшую лавочку и прикрыл глаза.
Ветер щекотал его ноздри запахом медовой липы, его слух ласкали трели маленькой пичужки, а лицо его делалось то злым, то радостным, а то невыносимо грустным.
Человей вспоминал.
Воспоминания переносили его от уровня к уровню. Вот он был на девятом. Потом он перешёл — вернее, его перевезли — сразу на седьмой. Там ещё несколько перемещений. И вот он уже в Центре. В обители добродетели.
Когда пресловутая добродетель в очередной раз коснулась перстом его сущности, мир снова перевернулся. Обмен сознаниями — тут либо пан, либо пропал! И что в итоге?
А в итоге он выиграл в лотерею и попал в крохотный процент брака.
Когда после обмена он открыл глаза и осмотрелся, то не мог поверить в случившееся. «Всё получилось?» — спросила его тогда жена. «Получилось», — ответил он ей и посмотрел на экспонат.
— На такое ты точно не рассчитывал, да? — беззвучно прошептал он губами голове за стеклом.
Та разинула рот и так же беззвучно прокричала…
А затем человей стал вспоминать самое тяжёлое.
Жена тащила его в постель. Но он вырвался из её объятий и задал один вопрос:
— Где наша дочь?
Её лицо тут же исказилось:
— Память отшибла, да? Хотя… это и неудивительно. Что ж, я тебе напомню.
Она стала расстёгивать блузку и рассказывать:
— Пришлось чем-то пожертвовать. Ты же понимаешь, о чём я? Притом, это было её личное желание — идти вслед за папочкой. Всё надеялась его быстрее вытащить оттуда. Такая же, как и он — самонадеянная эгоистка! Ну, теперь ей до самой пенсии на кочевых автоповозках кататься.