Чем социализм лучше капитализма
Шрифт:
Приверженцы свободного рынка не без основания указывают на невозможность компьютерного моделирования такого предвидения. Отсюда они выводят неэффективность централизованного планирования. Мол, оно может только продолжать уже намеченные тенденции, но не способно уловить новое.
Рассуждение вроде бы логичное. Даже способность практически мгновенно реагировать на уже возникшие изменения, предоставляемая грядущим развитием информационных технологий, не заменяет возможность предвидеть эти изменения. Особенно если учесть: потребитель сам не знает, чего он захочет, пока ему это не покажут и не дадут попробовать.
Увы, предвидение - в отличие от расчёта - лежит далеко за пределами допустимого наукой.
Нарушение закона причинности - кажущееся. Сбывшиеся предсказания привлекают наше внимание, несбывшиеся забываются. Победитель лотереи попадает во все выпуски новостей, а многие миллионы неудачников, чьи деньги (за вычетом доли организаторов) перешли к нему, остаются за кадром. Мы помним «леденцовый» iMac, которым Стивен Абдулфаттахович Джандали (по приёмному отцу - Стивен Полович Джобс) в 1998-м спас своё детище Apple от краха, но давно забыли провал проекта Lisa, вынудивший его уйти из Apple в 1985-м. Полагаю, любой читатель «Бизнес-журнала» вспомнит и собственные неудачные решения, казавшиеся беспроигрышными в момент принятия.
Деловая пресса насыщена рассказами об успехах множества разнообразных деятелей - и, увы, об ошибках ничуть не меньшего множества. Бизнес в целом - непрестанная лотерея. Единственный надёжный способ не проиграть - вовсе не участвовать в лотерее. Значительная доля историй успеха вовсе не содержит рассказов о риске - только методичная работа по разумным правилам.
Впрочем, на случай неудачи можно подстраховаться. Проще всего - запасом, позволяющим заполнить провал пачками денег. Морита вложил в Walkman далеко не последние гроши Sony. Чем богаче фирма, тем больше рискованных шагов может себе позволить. Это - одна из множества причин неизбежного перехода нерегулируемого рынка в состояние монополизации. И централизованное внутрикорпоративное управление становится централизацией управления всем рынком. Так что отказ от социализма диалектично приводит к тому же социализму, но с другой стороны.
Правда, монополизация лишена некоторых существенных особенностей классического социализма. Обучение, культурное развитие, здравоохранение - непрофильные для корпорации расходы. Она идёт на них лишь применительно к собственному персоналу и лишь в той мере, в какой не может переложить их на общество в целом. В рыночном обществе, независимо от степени его монополизации, существуют обширные социальные группы, лишённые всякой защиты и возможности развития.
Причём экономия на этих группах - иллюзия. Неизбежные среди них социальные болезни - от туберкулёза до бандитизма - так же неизбежно затрагивают и благополучный мир бизнеса. Защита от них обходится в конечном счёте куда дороже профилактики - и подавно дороже социализации изгоев, их вовлечения в общественно полезную деятельность.
В долгосрочной перспективе ни от централизации управления экономикой, ни от обобществления средств производства не уйти. Значит, надо и не пытаться уходить, а заранее готовить оптимальный путь деятельности во вновь возникающих условиях.
Так, общество в целом - как крупнейший бизнес - может себе позволить куда больше проб и ошибок, чем меньший хозяйствующий субъект. Вспомним создание нового поколения истребителей в предвоенном СССР. Организовали пару десятков независимых творческих коллективов. На испытания вышло более десятка самолётов. По результатам испытаний в серию пошли три. Правда, по результатам боевых действий
Но главное - общедоступность информации. Она, как известно, мать интуиции. Централизованный её сбор и анализ поможет любому, кто чувствует в себе предпринимательский потенциал. Так что и в обществе централизованного управления каждый желающий может попробовать свои силы и в открытии новых потребительских ниш, и в поиске самых перспективных изобретений.
А общество наградит всех, кто предложит ему наилучшие решения. Кого - деньгами, кото - славой: воздастся каждому по вере его.
Космические провалы
Космические полёты пока на пределе возможностей современной техники. Понятно, без сбоев - порою катастрофических - не обойтись. Но два несчастья за одну неделю (и шесть с начала года) - явный перебор. А когда аварии случаются с надёжнейшими ракетами, находящимися в строю полвека и постоянно совершенствуемыми, - это уже катастрофа всей отрасли.
Ракета-носитель «Протон» Челомея с двигателями Глушко и Косберга в рамках советской лунной программы отпочковалась от межконтинентальных баллистических ракет (МБР) на высококипящем долгохранимом топливе и впервые взлетела в 1965-м. В конечном счёте в основу программы легла другая система - Н-1 Королёва с двигателями Кузнецова (увы, из-за экономии на стендах для наземных испытаний её так и не удалось отладить до американского лунного десанта). «Протон» же с тех самых пор работает на околоземных орбитах. Он выводит в космос тяжёлые системы, включая советские орбитальные станции. А с разгонным блоком «Бриз» стал основным средством доставки спутников связи на геостационарную орбиту. И вдруг давно обкатанный «Бриз» вывел новейший российский спутник, где за двадцать миллиардов рублей (!) собраны десятки каналов связи во всех диапазонах, включая цифровое телевидение, далеко в сторону от орбиты.
Ещё страшнее авария ракеты «Союз», направленной к международной космической станции. Правда, она несла беспилотный грузовой «Прогресс». Но на таких же ракетах летают и корабли «Союз» с людьми. «Союз» - плод многократной модернизации МБР Р-7 Королёва с двигателями Глушко, впервые взлетевшей в 1957-м. С тех пор и по сей день все наши пилотируемые корабли - «Восток», «Восход», «Союз» - выносит в космос именно эта система - по сути, та же Р-7 с добавленной третьей ступенью.
Надёжности обеих ракет завидуют едва ли не все остальные космические конструкторы. Только 3 % стартов «Протона» оказались неуспешны. Только один старт «Союза» потребовал срабатывания системы аварийного спасения.
Кроме того, ракеты постоянно совершенствуются. Каждый старт приносит инженерам громадный объём телеметрической информации. Её анализ выявляет малейшие слабости в конструкции, подталкивает к новым решениям. Да и материаловедение, и технологии производства не стоят на месте.
Кстати, это - одно из ключевых преимуществ нашей космической программы перед американской концепцией многоразовой системы. Её спроектировали единожды в конце 1970-х и со времён первого полёта первого из пяти космических челноков - 1981.04.12, в двадцатую годовщину полёта Гагарина - меняли только износившиеся детали. Понятно, челноки безнадёжно устарели, а стенда для обкатки новых решений не было. Поэтому сейчас, когда два челнока погибли, а три оставшихся развезены по музеям, американцы вынуждены создавать новый пилотируемый космический комплекс практически с нуля.