Чем звезды обязаны ночи
Шрифт:
Не забывай того, чем звезды обязаны ночи.
Выдра чуть сильнее прижимает к себе детеныша. Ни за что на свете я бы не пожелала себе иного детства. Детства, сотканного из светотени, которое сделало меня такой, какая я есть. И сегодня я наконец готова принять себя такой, какая есть. Женщина, побитая жизнью, но стоящая на ногах. И готовая встретить то, что ее ждет.
26
Когда я возвращаюсь, в синем доме вовсю кипит жизнь. Леония и Августина уже тут как тут и искренне радуются моим теплым круассанам.
– А вы ранние пташки! – замечаю я, подвигая себе стул. – Гвен еще спит?
– Они с Нин отправились в ресторан, – отвечает Роза.
Так рано?
Замерев с ложкой в руке, Августина разглядывает бархатистый купол на своей тарелке.
– И как я должна это есть? – спрашивает она, косясь на сестру, – беспокоится, как бы в очередной раз не попасть впросак, нарушив правила приличия.
Леония долго рассматривает пирожное. Оранжевое полушарие в оправе из черных шоколадных жемчужин, на вершине которого возлежит половинка обжаренного абрикоса с сахарным цветочком и шоколадной веточкой. Шедевр гурманства.
Я бросаю взгляд на картонную коробку, стоящую на столе. Тоже беру ложку и погружаю ее в десерт. Абрикосовое желе, миндальный мусс и лимонный бисквит в идеальном сочетании. Не слишком сладко, не слишком горько. Очень, очень неплохо!
– В какой кондитерской вы нашли это чудо?
Ложка Августины обрушивается на купол, вскрывая сердцевину из мусса, бисквита и абрикоса.
– Я нашла его не в кондитерской, – отвечает она с набитым ртом. – А в нашем холодильнике.
Бальтазар
Стук в стекло.
– Молодой человек, вы меня слышите?
Я открыл один глаз. Дотронулся до головы. Боль ввинчивалась в оба виска. Я пытался вспомнить, где я. Тщетно.
Дверца открылась, показался мужчина в берете, лицо встревоженное. Он помог мне выбраться из машины.
– Ну, старина, похоже, прямо в яблочко! – воскликнул мой спаситель, беря меня под мышки и ставя на ноги.
Я бросил взгляд на платан. Он выдержал удар лучше, чем папашина колымага. Дьявол меня дери, это ж сколько мне придется выложить!
Он поддерживал меня всю дорогу до своей машины, зеленого грузовичка, из которого торчали грабли и ветки. Солнце стояло высоко в небе. Я подумал, сколько же я здесь провалялся. Увидел в стекле свое отражение: лоб в крови, видок как у покойника.
Старик жил неподалеку. Пока мы ехали, я понемногу приходил в себя.
– Ты везунчик, парень, – сказал он мне, протягивая лед, обернутый в тряпицу. – И куда ты так мчался?
Я пожал плечами. Приложил компресс ко лбу, скривился от боли.
– Небось девчонка замешана, а?
Выглядел он жизнерадостно. И горел желанием поболтать. По всей видимости, был счастлив, что ему перепал шанс пообщаться. Когда он наливал мне кофе, я заметил, какие у него огрубевшие руки и черные ногти. От него пахло скошенной травой.
Сработала ли моя уверенность, что я никогда больше его не увижу? Или, «поцеловавшись» с платаном, я понял, что надеяться мне не на что? Понятия не имею. Как бы то ни было, я выложил ему все. Про казино. Про отца. Про газету. Про маркизу…
– Маркиза де ла Винь? Это про нее ты хочешь написать статью? – спросил он, внезапно посмурнев.
Я кивнул. И продолжил. Дождь. Роми. Зебра. Фейерверк. Ребенок. Мое влюбленное сердце. Разбитое сердце. Сердце, разодранное в клочья. Он лишь покачивал головой. Время от времени наливал себе стаканчик, вставляя в мой рассказ «ну надо же» или сокрушенный вздох. Когда я добрался до платана, он уже не казался мрачным. Скорее, он был разочарован моим фиаско. Старик тоже любил хеппи-энды.
– И что ты собираешься делать? – бросил он, нахмурившись.
Я вздохнул.
– Для начала починить отцовскую машину. А дальше…
Я неопределенно махнул рукой, уставившись в пустоту. У меня не было ни единой мысли.
– Вилла… – начал он.
Я тут же смекнул, что его просто распирает от желания что-то мне рассказать. Заинтригованный, я поднял на него глаза. Он прочистил горло.
– Это ведь я ухаживаю за тамошним садом зимой.
Я дернулся, словно в меня угодила молния.
– Вы – садовник на вилле? – вскричал я, вытаращив глаза.
Так вот чем объяснялось его присутствие на ведущей туда дороге.
– Значит, вы знаете маркизу! Где я могу ее найти?
Он подлил себе кофе. Явно избегая смотреть на меня. Уже корил себя за то, что проболтался.
– Пожалуйста… – взмолился я.
– Я не должен…
– Я никому не скажу! Клянусь!
Солнце наконец взошло. В моей душе снова запели птицы. После долгих недель хаоса забрезжила надежда.
– Она живет в Шероте. В доме с синими ставнями. Но я тебе ничего не говорил, понял?
Садовник-романтик улыбнулся и, прежде чем мы расстались, взял с меня обещание потом все ему рассказать.
27
Я толкаю створчатую дверь. На кухне, ловко огибая мебель, Гвен и Базилио гоняются друг за другом – нос в муке, на лбу следы шоколада. Базилио оторвали от мытья посуды, чему доказательство длинные резиновые перчатки, еще покрытые пеной, которые он не успел снять.
– Привет, – бросаю я, чувствуя себя лишней.
Лицо Базилио застывает под россыпью веснушек. Гвен дарит мне одну из своих невероятных улыбок, секретом которых владеет она одна. На ней джинсовая рубашка с закатанными рукавами, которая очень идет к ее светлым глазам. А на предплечье – ласточка, которая приветствует меня помахиванием крыльев.