Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Шрифт:
— Здесь лежит мина, герр Ипполитов. Мина большой взрывной силы, которая может произвести огромные разрушения.
— Мы возлагаем на нее большие надежды, — подхватил Краусс. — Вы Герой, и там, на советской стороне, перед вами должны раскрыться все двери.
— И ваша задача воспользоваться этим! — Сверкнул глазами Ганс.
Ипполитов недовольно взглянул на него. Подумал: «А ты куда лезешь? Ты должен обеспечить меня всем, самым лучшим оружием, а уж что будет делаться там, за линией фронта, не твое собачье дело».
Видно, Краусс понял, что разгневало Ипполитова.
— Вы обязаны
«Невозможно, — решил про себя Ипполитов. — Пустое дело».
— Для чего тогда брать его с собой? — спросил он.
— Мы должны использовать даже один шанс из ста, — возразил Краусс. — Портфель много места не займет. А вдруг пригодится… Всего не предусмотришь и не предугадаешь. Неожиданно может возникнуть благоприятная ситуация. Вам понятно?
Ипполитов наклонил голову почти машинально. Он уже давно понял, куда гнет Краусс. Но известно ли этому самоуверенному штурмбанфюреру, как трудно ему будет там, в Москве?
Ганс заглянул в портфель и объяснил:
— Вы приносите его туда, где будет заседать военная верхушка, незаметно оставляете, а сами исчезаете. Завершает все ваша жена. В назначенное время она подает радиосигнал — следует взрыв.
— Просто и сердито, — добавил Краусс.
«Конечно, задумано сердито, — решил Ипполитов. — Но не все так просто. Вот как у вас вышло… Штауффенберг оставил портфель под ногами у фюрера! Ну и что? А Штауффенберг был своим среди своих. Любимец Гитлера. У меня ситуация посложнее…» Ипполитов сам испугался этой мысли, хотел поделиться своими сомнениями с Крауссом и Гансом, но вовремя спохватился и промолчал. Прямо называть вещи своими именами не годилось, тем более что каждый мог понять его по–своему, а что касается дела Штауффенберга, то всякая, даже маленькая, случайность могла иметь трагические последствия.
Но Краусс понял, какие мысли волнуют Ипполитова. И сказал так, чтобы дать ответ на невысказанный вопрос и в то же время чтобы никто не смог придраться ни к одному его слову:
— Эта мина огромной взрывной силы. Я бы сказал — огромнейшей. То, что у нас было раньше, не идет ни в какое сравнение.
Ипполитов понял его и благодарно склонил голову. Да, рейх ничего не жалеет для его миссии, и она должна удаться. Естественно, он же баловень судьбы, все в его жизни осуществлялось. Украл деньги — скрылся. Захотел устроиться на хорошую работу — нашел доверчивого начальника. Надумал перейти линию фронта — пожалуйста, немцы признали его и доверяют, даже уважают. Это же надо, сам Скорцени…
Ипполитов сунул руку в карман, нащупал бронзовый брелок, подаренный во Фридентале.
Его талисман, его счастье…
15
Рваные и злые тучи мчались навстречу машине низко над лесом, будто хотели зацепиться за вершины сосен, но обходили их и неслись дальше, не в силах пролиться дождем. Погода портилась, а розыскникам это было ни к чему, особенно сейчас, когда «виллис» прыгал на ухабах дороги между Дидыловом и Квасовом. Именно
Около полуночи, когда розыскники еще сидели в Дидыловском сельсовете и разговаривали с председателем, раздался звонок из районного отдела госбезопасности. Дежурный сообщил: только что звонила какая–то девушка из Квасовского сельсовета, там объявился немецкий диверсант, и председатель с «ястребками» пошли брать его. Оперативная группа выезжает в Квасово, но от райцентра до села сорок километров, а от Дидылова — десять. Начальник райотдела распорядился дозвониться и сообщить…
Бобренок, не дослушав, бросил трубку: каждая секунда дорога, неужели не понимает этого болтливый дежурный? Толкунов, увидев выражение лица майора, уже вставал, председатель что–то сказал, но не было времени ни на объяснения, ни на извинения — хорошо, что Виктор дремал здесь же, на скамейке в коридоре, а ему ничего не нужно было объяснять, он стряхнул с себя сон за секунду, и «виллис» рванул как шальной, разметая колесами вязкий песок сельской улицы.
Только после этого Бобренок рассказал, что случилось.
Толкунов покашлял в кулак и пробурчал недовольно:
— Говоришь, председатель с «ястребками» пошли брать?..
— Думаешь, мне это нравится? Черт их дернул, неужели не возьмут?
— Все может произойти… — как–то флегматично ответил капитан, но вдруг разразился: — Тоже мне, художественная самодеятельность! Пошли диверсанта брать, нам бы его дай бог взять, а то «ястребки»! И почему люди лезут не в свои, дела?
В глубине души Бобренок разделял чувства капитана, но целиком согласиться с ним не мог.
— Люди жизнью рискуют, а ты… — сказал не то чтобы с укором, но и не одобряя.
— А кто их просит рисковать? — проворчал Толкунов под нос, но не так запальчиво.
— Совесть.
— А если упустят?
— Плохо.
— Не то слово. Они в такое подполье уйдут, что попробуй их найти. Или вообще передислоцируются.
— Возможно, — согласился Бобренок. — Если диверсанты в Квасове или возле него, мы бы завтра их обнаружили. Давай, Витя…
Но Виктор и так выжимал все, что мог, и «виллис», перескакивая с одной выбоины на другую, мчался навстречу сердитым тучам…
Десять километров до Квасова преодолели за считанные минуты, еще минуты три или четыре искали сельсовет, наконец увидели освещенное окно, единственное в селе, и подъехали прямо к крыльцу. Председатель услыхал шум мотора и вышел навстречу. Стоял на ступеньках и смотрел, как выпрыгивают из открытой машины два офицера.
— Что? — с нетерпением воскликнул Бобренок. — Что с диверсантом?
— Убит.
— Эх!.. — с упреком выдохнул Толкунов. — Что вы наделали?
— Убили диверсанта! Разве неправильно?
Бобренок успокоился: диверсанта не выпустили, это уже хорошо, лучше, конечно, было бы взять живым, но что ж… Сдвинул фуражку на затылок, приказал:
— Расскажите, как все было.
Председатель коротко рассказал о случившемся.
— Где тот бандера? — быстро спросил Бобренок: решил, что от сведений человека, который был связан с диверсантом, зависит очень много.