Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Шрифт:
— А тут… — председатель отступил, освобождая проход. — Кстати, он из автомата и положил того диверсанта.
В комнате тускло светила закопченная керосиновая лампа, на лавке сидели два парня — белобрысый с вихром, совсем еще мальчишка, и шатен с длинными волосами и большими живыми глазами — он уставился на офицеров не то чтобы испуганно, но с тревогой. И Бобренок понял, что это и есть тот парень, который пришел в село с диверсантом. Подошел к нему и спросил:
— Ты привел диверсанта в село?
Парень побледнел и встал.
— Да, мы пришли вместе.
— И дальше что?
— Он остался у Семенюков, а я побежал в сельсовет.
— Испугался? — спросил Толкунов.
Юрко ответил твердо:
— Нет. Чего мне было бояться? Кто знал, что мы в селе?
— Тогда почему же?
— Так он же немецкий диверсант!
— А ты кто?
Юрко сник.
— Но ведь не гитлеровец, — ответил тихо.
— Бандеровец?
— Да.
— Откуда?
— Из куреня Сороки.
— И что ты делал с диверсантом?
— Получили задание прийти в Квасово и оказать помощь каким–то людям. Но я не знал, что немецким диверсантам.
— Сейчас ты скажешь, что бандеровцы воюют с немцами…
— Нет, — уверенно прервал его Юрко, — сейчас не скажу.
Бобренок заметил, что допрос идет немного не так, как надо, и решил вмешаться.
— Ты пришел в село с одним диверсантом, а где же второй? — спросил он.
— В схроне.
— В каком схроне?
— Километрах в десяти.
— Кто там?
— Немецкий радист и сотник Муха.
— Что вы делали?
— Искали поляну. Думаю, для посадки самолета.
— Знаешь, где схрон?
— Знаю.
— И найти можешь?
— Конечно.
— Хочешь помочь нам?
— Почему ж нет? — махнул рукой Юрко. — Я уже решил: обратного пути нет. И делайте со мной, что хотите…
Председатель подал майору шмайсер.
— Вот оружие, — объяснил он. — Добровольно передал нам, а потом из этого же автомата положил диверсанта.
— Дострелялись, — посетовал Толкунов.
Председатель обозлился:
— Кто знал, что вы приедете? А он поразвлекался бы с мельничихой — и в лес…
Что ж, председатель был прав, и Бобренок сказал:
— У нас к вам нет никаких претензий, простите, как ваша фамилия?
— Василь Стефурак.
— А отчество?
— Лукьянович.
— Жаль только, Василий Лукьянович, что парень ваш погиб.
— Жалко. Хороший был хлопец. Фронтовик, там пронесло, а тут положили.
— Смерть в бою!
— Да, — согласился председатель, — почетная, но когда гибнет свой человек…
— А где женщина, у которой ночевал диверсант? — спросил Бобренок.
Председатель указал на дверь соседней комнаты.
— Кладовка там, — объяснил. — Без окон, не убежит.
— А труп шпиона?
— Оставили во дворе. И наш Трофим там лежит. Не было времени, — добавил виновато, — сюда спешили, чтобы позвонить…
Все было правильно. Бобренок подумал несколько секунд и принял решение.
— Ты, — кивнул на белобрысого паренька, — оставайся здесь и сторожи женщину. Это тебе, — передал шмайсер, — заслужил в бою. А мы к мельнику. Кстати, а он сам где?
— Поехал в район.
— Вернется — не прозевайте!
— Еще бы! — даже рассердился председатель. — Мы этого проклятого пособника!..
— Поехали! — приказал майор. — И ты с нами, — взял Юрка за локоть, — надо поговорить. — Он пошел вперед не оглядываясь.
Бобренок осветил фонариком убитого диверсанта. Точно такой, как описал его Степан Олексюк: высокий, чернявый, горбоносый. В форме старшего лейтенанта. Толкунов обыскал его, но ничего, кроме пистолета, еще одной гранаты, документов, папирос с зажигалкой, не нашел.
Офицерская книжка выписана на старшего лейтенанта Вячеслава Ивановича Горохова. Командировочное удостоверение… Вдруг нащупал в воротнике ампулу, ловко вырезал ножом. Значит, по инструкции не имели права сдаваться — лучше легкая смерть от цианистого калия.
Оставив председателя сельсовета во дворе, Бобренок с Толкуновым, захватив с собой Юрка, вошли в дом. Юноша сел на скамью у стены, капитан зажег лампу, пристроился рядом, а майор подвинул тяжелый стул и сел напротив.
Из разбитого окна тянуло свежестью, в лампе мерцал свет. Юрко старался не смотреть на него, но свет притягивал — видел, как постепенно коптится стекло от неумело вывернутого фитиля, и слушал майора, не глядя ему в глаза.
— Ваша фамилия, имя и отчество? — сухо спросил Бобренок.
— Штунь Юрий Филиппович.
— Откуда?
— Из Львова.
— Давно в курене Сороки?
— Полгода.
— Участвовали в операциях?
— Нет.
— Почему?
— Я гимназию окончил и был в курене вроде писаря. Гимназистом и называли — прозвище.
— Что привело вас к бандеровцам?
— Хотел освободить свою родину.
— И доосвобождался, — бросил Толкунов. — С автоматом против своих пошел.