Чемодан пана Воробкевича. Мост. Фальшивый талисман
Шрифт:
Скоро они углубились в густой подлесок. Цимбалюк остановился и начал стаскивать с себя комбинезон.
— Теперь они всех танкистов переберут… — злорадно засмеялся он. — Ну как мы их, а!
Дубинский натянул сапоги, выжал мундир. Счастливо улыбнулся.
— А ты видел, как они резанули из пулемета по своим? — спросил, словно это было самое главное, а мост — так, нечто второстепенное.
Быстро выкопали ножами в мягкой лесной почве яму, завалили землей комбинезон Цимбалюка и присыпали листвой. Цимбалюк сверился по компасу, и они пошли напрямик, через лес к озеру, где их должен ждать лейтенант Дорош.
Перейдя
За развилкой начинался лес, он тянулся до села возле озера — места их встречи с Дубинский и Цимбалюком.
«Если они живы…» — подумал Дорош, но сразу же отогнал мрачные мысли — не потому, что верил в счастливую звезду товарищей, и не потому, что был лишен элементарных опасений, — просто не было времени: надо было немедленно составить и зашифровать донесение, которого уже давно ждали в штабе фронта.
Дождь утих, но с деревьев все еще капало. Дорош, шедший впереди, старался не прикасаться к молодым деревьям и кустам, но все же несколько раз не уберегся и стряхнул на себя чуть не ведро дождевой воды. Она затекла за воротник, неприятно холодила спину, но он пытался не обращать на это внимания — шел и обдумывал текст донесения: как уложить в короткие строчки шифровки все, о чем должен информировать командование?
В километре от развилки разведчики набрели на овражек. Котлубай, поручив Сугубчику забросить на дерево антенну, засуетился у рации.
Дорош сделал из дождевиков нечто похожее на шалаш, зажег там фонарик и быстро набросал текст донесения. Уступил место старшине, и тот отстучал шифровку. Перешел на прием. Лейтенант нетерпеливо просунул голову под плащи, смотрел, как Котлубай сосредоточенно шевелит губами, записывая цифры.
Наконец старшина выключил рацию. Штаб армии подтверждал прием донесения, выносил благодарность всем участникам разведывательно–диверсионной группы и приказывал перейти к выполнению второй половины задания — установлению дислокации танкового корпуса фон Зальца, а также разведке недавно сооруженной линии обороны гитлеровцев.
Сугубчик снимал антенну, Котлубай уже сложил рацию и торопливо затягивался сигаретой под шалашом, а Дорош ориентировался по компасу. Каждый делал свое будничное дело, и все вместе даже не могли представить себе, чего стоят переданные ими короткие строчки шифровки и какие силы они привели в движение…
Командующий армией стоял у карты. Он водил по ней карандашом и говорил молодому высокому генералу:
— Мы оставляем дивизии Орлова и Шуйского добивать гитлеровцев, в конце концов они окружат врага: через болотистую пойму гитлеровская техника, пока не наведут мост, не пройдет, да и пехоте придется тяжеловато. Важно знать, где гитлеровцы строят новые оборонительные рубежи. Думаю, что здесь. — Командующий провел по карте жирную линию. — Сам бог велел им тут закрепляться. Начинаются высоты, они контролируют
Командующий продолжал развивать свои планы, а в это время уже вступал в силу его приказ. По радио и полевым рациям велись сотни разговоров, разные «ромашки», «кукушки», «орлы» и «медведи» слушали или, наоборот, передавали распоряжения. Танки уже начинали движение по дорогам и бездорожью, за ними продвигались многочисленные службы снабжения — шли машины и бронетранспортеры с техобслугой, бензовозы, грузовики со снарядами, продовольствием, а дальше — передвижные госпитали, полевая почта, пекарни…
Тысячи и тысячи людей не знали, да и никогда не узнали, что все это движение стало возможным благодаря подвигу маленькой, микроскопической по сравнению со всей армией группки из пяти человек.
Трое из них добрались до условленного места над озером. В ясную погоду сосны, которыми зарос берег, отражались в прозрачной воде; сейчас их верхушки исчезали в тумане, клубившемся над озером, и ночь казалась еще тревожнее, полной непредвиденной опасности.
Трое лежали, накрывшись дождевиками, в сотне метров от берега, в сосняке, а двое пробирались лесом в километре от них.
Дубинский и Цимбалюк уже вышли на берег озера и повернули к селу. Изредка останавливались, и Цимбалюк крякал по–утиному — умолкал, прислушиваясь, и снова они бесшумно перебегали между деревьями. Наконец услышали в ответ осторожное кряканье, и через несколько секунд уже лежали под молодыми колючими сосенками.
Растянувшись на мокрой траве, Цимбалюк спросил у Дороша:
— Ну как? Видели?
Лейтенант тихо и довольно засмеялся:
— Еще как видели!
Дубинский быстро зашептал:
— Я танком свалил грузовик в реку… Мы ныряем, а фрицы плавают — кого деревяшкой по кумполу, кто просто так на дно… А потом по ним из пулеметов как вжарят!..
Дорош дернул его за брюки:
— Мокрые вы… Простудиться можно, да и вообще, подозрительно… Надо обсушиться.
— Не хватало нам только костра… — засомневался Цимбалюк.
Дорош встал.
— Пойдем в село, — решил он. — Оно в стороне от трассы. Помните, мы — оккупанты, побольше нахальства!
Село прижалось к берегу, собственно, не село, а хутор: полдесятка домиков между озером и проселком, соединявшим несколько таких хуторов, разбросанных на расстоянии пяти — десяти километров друг от друга. Крайний дом, у самого проселка, конечно, принадлежал богачу: покрыт железом и огорожен аккуратным деревянным штакетником.
Дорош перепрыгнул через забор, и сразу на него с рычанием бросился кудлатый пес. Он заставил лейтенанта отступить: стоя на задних лапах, лязгая цепью — ошейник сдавил ему горло, — пес хрипел от ярости, брызгал слюной на Дороша.