Чемпионат
Шрифт:
Американцы громко ржали, ёрничая по поводу зелёного газона, чуть притихли, когда оглушили на выходе трибуны. Едкие баннеры тоже были охолонули задор гостей. Однако со стартовым свистком они вспомнили о своей наглости. Ринулись в отбор, стремясь вырвать мяч «с мясом».
– Ускользаем! Пас! Пас! – орал Юра своим, взвинчивая безумный темп, лишь бы не сближаться с остервенелыми американцами. «Пока получается, но сколько в такой беготне мы выдержим?». Стремясь сэкономить силы, московиты пытались играть в одно касание, мяч метался между игроками, белым пятном, не застывая в ногах. Хаотический, безумный футбол с бешенным темпом
Потом противник будто взял передышку. Московиты тоже вздохнули.
– Не лезем пока, не лезем! – останавливал Юра порыв удальцов. – Могут хитрить, заманивая. Давайте пока присмотримся, атакуем осторожненько.
Но Ребров, увидев, что тиски разжались ломанулся прямо на гущу защитников. Среди них был один из «маленьких» спецназовцев. Он, в отличие от партнёров, не поддался на финты Реброва, свои действия и мысли замаскировав от нападающего. Леша сблизился с ним и, видя, что тот не уступает дорогу, попытался юркнуть вбок, но тут его достала ловкая нога, он полетел лицом на газон. Вдогонку ему был послан удар локтём.
Трибуны взревели возмущённым гулом. Судья же и бровью не повёл – такие стычки давно уже не вызывали реакции рефери. Правда, обычно причиной таких событий были людены. Здесь же всё было «человеческое». Мяч в суматохе выбили в аут. Ребров корчился на газоне и к нему подбежали партнёры. Подскочил и Шангрилу со скамейки и сразу же стал колдовать над подбитым нападающим.
– Юр, всё вроде нормально, больно только в груди, - выдохнул Ребров. Шангрилу подтвердил кивком, что существенных повреждений нет.
– Ребята, не суйтесь к ним, они рубят незаметно, но очень больно, ещё раз повторяю, - зло сказал Бобров. – До перерыва если идём вперёд, то большими силами, с пасом.
– А после?
– После поглядим, - мутно ответил Бобров. – Ладно, поехали!
Им более-менее удалось выполнить задуманное в первом тайме, отчего сильных травм, даже можно сказать, ранений удалось избежать. Да и американцы, похоже, не стремились, во что бы то ни стало, упахать московитов в первом тайме. Тем не менее, к перерыву хозяева были выжаты, как лимон.
– Да, драчки не избежать, - тяжело отдуваясь, вымолвил Васильев.
– Не избежать, - согласился Юра. – Но обязательно перетерпеть первый двадцать минут. Да чего там! На шестидесятой нужно будет провоцировать или лезть, или отвечать. Не раньше, не позже!
– Ого! Даже так? Прямо так пунктуально?
– Прямо так. Это «рысьи» дела. Иначе ничего не получится, и вынесут нас ногами вперёд…
Лера мелькнула где-то в полуоткрытой двери раздевалке, подмигнула и исчезла.
Игра возобновилась, и начался форменный ад… Прежних сил, чтобы увиливать и играть в «собачки» у хозяев не было. Они пытались также движением уходить от секущих американцев, но всё чаще получали по ногам. То один, то другой московит оказывался на газоне. Пока спасала защита. Два-три раза срубали и капитана. Он, кряхтя, поднимался и гнал партнёров на новые подвиги.
К пятьдесят пятой минуте стало ясно, что нужна драка. За каждое безответное нарушение не было расплаты, от чего космонавты зверели всё больше. Вот уже унесли Реброва, Васильев тоже хромал. Юра вопросительно, чуть ли не умоляюще поглядел на скамейку – Ганжа показывал пальцами «три». Ещё три минуты надо было как-то биться в этой игре без победителей, в этой разрушительной битве.
Бобров, не чувствуя окаменевших ног, машинально отдавал пасы, куда-то бежал. Воздух стал плотным, забитые лёгкие отказывались дышать. Движения через силу были как во сне. Мяч опротивел, зелень газона сливалась с игроками. Среди гула и шума он уловил крик Ганжи «Пора!!!». Он остановился, поискал глазами первого попавшегося противника и врезал ему по ногам, вложив всю злость и отвращение к тому футболу, который они сейчас творили. Американец скорчился на газоне. И мигом перед Бобровым вырос один из головорезов. Юра, шатаясь, от усталости принял боевую стойку. Краем глаза он увидел шевеление на скамейке запасных. Дальше время затормозилось, мутной ватой облапив со всех сторон.
Юру закружило в каком-то непонятном вихре воспоминаний, живых, будто всё происходило сейчас. Тёмный тридцатый год придавил его своим беспросветным горем. В глазах потемнело…
***
На стадион решили ехать прямо с дачи Тимура, где отдыхали все вместе. В новенький флайбас сели и близнецы, и Тимур с женой. Юра и Лера решили заскочить домой.
– Мама будет ругаться, что мальчишек с собой потащили. Но они очень уж хотят сегодня посмотреть. Какой-то зуб у них на американцев. Откуда, интересно, - подмигнул жене Юра.
– Да, по-моему, она уже привыкла к тому, что футбол для них нечто особенное. Да и трудно другого ожидать при таком папе.
– Ой, ладно уж – папа, как папа. Подумаешь, немного поигрывает в футбол.
– Действительно, немного, с утра до ночи, являясь мировой звездой и кумиром миллионов. Чуть ли не духовный лидеры нации, - засмеялась Лера, привычно поддевая мужа.
– Чего-то не клеится в этом году у лидера, и команда от этого тоже посыпалась, - загрустил Юра.
Их вёз в Южный маленький автобус. Весна воды входила в силу. Ошмётки грязного снега на глазах уменьшались под лучами раздольного Солнца. На свет появлялась грязная солома – прошлогодняя трава. Воздух звенел от птичьего гомона. Небо обнимало пронзительной синью. И кругом была вода… лужи и лужицы, ручьи и вздувшиеся реки, выплёскивающиеся канавы и брызги на стекле.
– Смена агрегатного состояния, - буркнул Юра, разглядывая пейзажи. – Как бы и нам сменить унылое движение…
И в раз всё изменилось. Пропали чаяния, огорчения, невзгоды и радости. Душу наполнила раздирающая тоска, парализовавшая мысли и волю. Юра взглянул на Леру и понял, что она чувствует то же самое. Оба схватились за телефоны. Близнецов связью не снабжали, поэтому стали названивать Тимуру и Лиле. Заслышав механические ответы про недоступность, лихорадочно жали снова на экраны. То же самое. Серая тень накрыло их лица.
Они въехали в посёлок и дальше побежали к дому, не сдерживаясь. Будто дом станет укрытием от внезапного несчастья. Открыл Владимир Викторович, лица на нём не было.
– Говорят, ничего не осталось, будто испарили…
После были какие-то разбирательства и попытки понять и расследовать, возмущения чуть ли не мирового масштаба, народные обещания найти и отомстить. Только слепое горе было не обуздать, оно липкой массой облепило всё время и пространство, от него было не сбежать, не скрыться – оставалось только бороться…