Чемпионат
Шрифт:
– Что сразу я-то? – вскинулся Васильев.
– Почему бы и нет. Тебя бьют по ногам, ты в ответ, болельщики взъярились, поднялась буча, полетели щепки, поднялись мячи и полетели копья, - настаивал Бобров. – Ребят, поймите, не призываю я вас спускать их «шалости». Просто вдруг (шанс небольшой, но он всё же имеется) будут они себя вести прилично, стоит ли брать на себя роль вершителей и судей? Не доросли мы до этого. – Юра вздохнул. На самом деле, я и сам в этот шанс не верую сильно. Но хочу, чтобы на этот случай мы были готовы. И не изничтожали их на ровном месте. Дадут повод, врубем
Так они и готовились на этой тонкой грани усмирения и боевитости. «Возрождение» трудилось с гражданами, которые тоже давно точили ножи – ведь и болельщики получили в Питере сполна. Лера старалась в Интернете, в перерывах между успокоениями близнецов, которые день ото дня становились всё активнее. Особенно Андрейка. Лера, убаюкав их, садилась за компьютер и, задумавшись, останавливалась взором на сопевших младенцах. Смутное беспокойство свербило где-то глубоко, она уверенно подавляло это чувство, но это отражалась в её заметках, где она излагала мысли сродни мужним. Мол, футбол он не для разъединения, а наоборот. Что негодяи уходят, а народ остаётся. Она подавала привычные мысли в новой обёртке. Жалила читателя колкими фразами, нащупывала слабые места.
Тимур с Ганжой пытались найти хоть какие-то точки касания с «Зенитом». Из Питера надменно посмеивались и пускали сарказмы. Ганжа посылал их и матерился. Пока заочно. Тимур зеленел, но проглатывал гнев.
– Бьёмся мы тут все ради Бобровского идеализма в очередной раз, а эти «друзья» нам плюют в ответ лишь. Да ещё и потешаются, - процедил Ахметдинов после очередного видеомоста с Питером.
– Да они просто ржут, считая, что мы слабого включили и резко их испугались. Не сделают они ни шагу навстречу. И если Юрке нужен их первый агрессивный шаг, чтобы отбросить всю эту шелуху добродетельную, то они его сделают, я тебя уверяют. А нам можно и не пыжиться.
– Но может как-то можно уменьшить последствия. Если гнев у всех накопился, как прорыв такой плотины сдержать?
– Здесь согласен, здесь надо бы покумекать. А то порвут друг друга на клочки. Хорошо бы болел питерских хотя бы не пускать.
– Совсем?!
– Совсем, да.
– Да это ещё до игры спровоцирует всякую бузу.
– Спровоцирует. Но зато выплеск эмоций будет в воздух.
– Нет, Серёж, это и сложно, и как-то стрёмно, - качнул головой Тимур. – Как-то всё беспросветно выглядит. Ещё и третье место светит, вот оно тут, бери и ешь. И обо одном надо думать, и другое из виду не упускать, и про нужное не забывать.
– А как ты хотел? Ввязались, теперь только или кресты, или кусты. Может, их после игры как-то эвакуировать? – Ганжа переключился обратно.
– Кого? А болельщиков... Да я уверен, что граждан мы подготовим, и кровожадность будет исключительно психологическая. На стадионе и в городе заварухи не будет. «Рысь» нам поможет, если что. Потому что губернатор и окружение плевали с высокой колокольни на обеспечение порядка даже такого матча.
– А эти козлы даже тут навстречу не хотят идти. «Пусть болельщики погуляют после матча». Так и хочет по наглым рожам настучать.
– Эх, ладно. Думаю, что мы сделали всё, что могли. Чтобы избежать конфликта, остаётся только слинять от этого матча.
– Что?!
– Шучу. Точнее, не шучу. Но позволить этого мы пока не можем. Тогда работа нескольких лет псу под хвост. Так что, если при нашем участии дров нарубится, то сами же потом и восстанавливать будем.
– А, вообще, идея продинамить их неявкой – интересная, мне понравилось, - хитровато прищурился Ганжа. – На будущее надо взять на заметку.
– Возьми, возьми.
Оставалось несколько дней. В городе, казалось, царил привычный уже ажиотаж перед домашней игрой в Чемпионате. Но незримое напряжение царапало граждан, заставляя их кучковаться чаще и плотнее обычного.
Ноябрь расщедрился снежной крупой, устойчиво подсыпая её на склизкие улицы и грязноватые газоны. Деревья куцыми ветками отмахивались от порывов резкого ветра, скидывая уцелевшие до этого листики. Не смотря на промозглость и серость, в столице с утра в день игры стояла привычно праздничная атмосфера. Город привычно предвкушал.
«Зенит» не стал утруждать себя прибытием заранее, а приехал за несколько часов до игры. На пути к стадиону они не встретили ни одной акции обструкции, никто не скандировал оскорбления, никто не швырял помидоры. Питерские же болельщики разрозненными группками стеклись к стадиону с вокзала чуть ранее. Их наглая смелость имела границы, поэтому они не афишировались, приберегая силы и эмоции для трибуны.
Бобров собирался в Нагатино с утра пораньше. Его волновала не столько разминка, сколько настрой. Хотелось до сбора всей команды быть уже во всеоружии.
– Береги себя, - Лера поцеловала его перед выходом. Он заглянул к сопящим мальчуганам и вышел за дверь.
Юра, вопреки постоянной критике со стороны Тимура и тренера, продолжал, в большинстве случаев, пользоваться общественным транспортом. Особенно он любил ехать в метро накануне домашних игр. Если в други дни по дороге он делал какие-то пометки в своём планшетнике или читал, то в игровые дни он любил заткнуть уши наушниками и вкушать любимую музыку. Безусловно, люди узнавали его. Но настырных и наглых болельщиков обычно не попадалось, чаще ограничивалось несколькими автографами, да косящимися взглядами. Но это было даже и приятно.
Сегодня же народ больше обычного желал удачи, и между строк добавлял, мол, «неплохо бы показать им, негодяям». «Возрождение» поработало плодотворно, отчего жажда откровенного наказания «Зенита» прослыла моветоном, но всё же желания такие у людей были, что и проскальзывало в разговорах.
К базе Юра, в результате, подъехал на энтузиазме, но без излишней взбудораженности. «Начало неплохое, нужное настроение я получил. Сейчас будем заряжать ребят».
Несмотря на ранний час, вокруг стадиона уже кипела предматчевая жизнь. Стадион теперь назывался «Московит». Достроенный и вмещающий теперь восемьдесят тысяч жителей он, благодаря архитектурным новшествам, снаружи по прежнему выглядел компактно и органично вписывался в ландшафт окружающего парка.