Чемпионы Темных Богов
Шрифт:
— Ответь, почему Азек Ариман бежит от волков сквозь собственные сны?
Ариман замер. Где-то далеко его сердца забились быстрее.
— Отец? — спросил он.
«Нет, — подумал Азек, едва слово слетело с губ. — Это не по-настоящему, это сон, и отец потерян для тебя».
Фигура издала сухой смешок и обратила взор обратно на огонь. Она медленно потянулась и опустила капюшон. Голова под ним оказалась изуродованным куском кости и поблескивающей шрамовой ткани. Правая сторона представляла собой изувеченную рану, глаз был затянут кожей. На руинах лица блестело единственное сапфирово-синее око. Внезапно фигура стала
— Ты удивляешься, как такое может быть, — сказала фигура со шрамами. — Либо волк сумел укусить достаточно глубоко, чтобы поднять мысль обо мне на поверхность, либо это то, что ты ищешь, — фигура прервалась, плотнее завернувшись в лохмотья, как будто ей было холодно. — Но часть тебя задается вопросом, сон ли еще это. Часть тебя может лишь задаваться вопросом, знает ли отец, что ты ищешь, и явился остановить тебя. Часть тебя может лишь задаваться вопросом, на самом ли деле я здесь.
Ариман не двигался. Ему следовало предвидеть это. Поиски и побег от волков истощили его. Он зашел слишком глубоко и испил слишком много из кладезя бессознательности. Медленно Азек протянул разум за пределы пещеры, выискивая нить психических ощущений, что выведет его из сна. Где-то издалека послышалось учащенное биение сердец и ток крови в венах.
— Я здесь не для того, чтобы вредить тебе, Ариман.
— Нет, — ответил Ариман. — Тебя здесь даже нет.
— Это факт или надежда? — фигура вновь расшевелила угли. — Ты ищешь Атеней, не так ли? — вопрос повис в воздухе, и в тишине слышалось лишь потрескивание костра. — Все мои мысли и все мои сны, записанные и сокрытые — клад знаний, окно в прошлое. Вот зачем ты здесь, ищешь нити, что приведут тебя к нему.
— Мой отец даже не подозревает, что Атеней существует. Лишь немногим известно, что он реален, и еще меньше знают, что я ищу его.
Ариман поднялся и шагнул к выходу из пещеры. Он ощутил, как где-то воздух наполняет его легкие; он пах благовониями и статикой. Колдун выглянул в ночь, положив руку на каменную стену.
— Он не даст тебе ответов, — произнесла фигура.
Ариман оглянулся. Согбенный одноглазый человек смотрел прямо на него. Позади него на стене плясала тень, вырастая и сжимаясь, отращивая рога, крылья и когти. — Ты следовал за мной в войне и предательстве. Ты следовал за мной до самого ада, верил мне и предал меня, но все же задаешься вопросом, знаешь ли ты своего отца.
— Я знал его, — мягко сказал Ариман.
— Тогда зачем ты ищешь Атеней?
— Ради будущего.
— Хороший ответ, сын мой, — фигура отвела взгляд, и Ариман увидел, как его изувеченное лицо попыталось улыбнуться.
Ариман нахмурился. Улыбка показалась ему знакомой. И все же она напомнила Азеку не Магнуса, но кого-то другого. Кого-то, кого он не мог вспомнить.
— Назови себя, — потребовал Ариман. Фигура потускнела при этих словах, стены пещеры словно начали смыкаться, тени почернели. Одноглазый человек вновь расшевелил поленья.
— Ступай, — сказала фигура. — Волки скоро вернутся.
Ариман сделал шаг вглубь пещеры. Фигура подняла руку, и огонь обратился в раскалено-белый столп. На стенах заплясали тени, подкрадываясь к свету и пожирая его. Искры, угли и пепел поднялись в воздух. На Аримана дыхнуло жаром. Его окутала тьма, и горящий столп пламени стал всем, что он мог видеть. Азек попытался
— Проснись, Ариман, — раздался голос, словно принесенный ветром. — Проснись.
II
Братство
Глаза Аримана открылись, и черные зрачки от яркого света сузились до точек. В комнате было тихо, настолько, насколько могла быть тихой любая часть корабля размеров «Сикоракса». Единственным звуком служил медленный ровный гул двигателей и энергии.
Комната располагалась на верхушке километровой башни, выступавшей из леса меньших шпилей вдоль хребта «Сикоракса». Она была небольшой, ее потолок изгибался в купол-луковицу, похожий на нераспустившийся бутон. По стенам бесконечными узорами вились символы, каждый тоньше человеческого волоска, сплетаясь, сливаясь, но никогда не повторяясь. Символы горели белым светом. За стенами Ариман слышал бормотание разумов, сотен тысяч разумов, их мысли стучали по оберегам комнаты, словно капли дождя. А за теми облаками помыслов корпус корабля окружала холодная пустота.
Он глубоко вдохнул, позволяя себе прочувствовать и вспомнить, что значит снова иметь настоящее тело. Посмотрев на левую ногу, Ариман увидел, как на коже расцветает красная полоса. Следом пришла боль, как будто его обожгло льдом. Он укрепил волю, изолировав ощущение и загнав его на границу сознания. Разум космического десантника мог одолевать обычную боль и заживлять обычные раны, но ни метка на ноге, ни боль не были обычными. Обоим потребуется время для исцеления. Он закашлялся и почувствовал на языке привкус железа. Ариман коснулся губ и, убрав пальцы, увидел, что те красные.
«Близко, слишком близко».
Он зашел слишком далеко и пробыл в сне-послании слишком долго. Он ощутил, как осколки серебра в груди зашевелились и проникли чуть глубже. Эти кусочки оставила ему последняя стычка с брошенным им Империумом, стычка, которая едва не сгубила его. Когда он устал, часть разума, постоянно укреплявшая и исцелявшая плоть вокруг тех осколков, отключилась, и отравленное серебро подобралось немного ближе к его сердцам. Даже сейчас Ариман не мог мысленно ни коснуться, ни почувствовать, ни обхватить их. Они оставались недосягаемыми для его сил. Будь они обычным металлом, Ариман достал бы их из плоти силой своей воли, либо же просто расщепил на атомы.
Только они не были обычными. На самом деле каждый раз, когда кто-то пытался извлечь их каким-либо способом, осколки только глубже проникали ему в грудь. Поэтому он сдерживал их продвижение, опутывая серебро плотью, что затвердевала и исцелялась с той же скоростью, что и рвалась. Неважно, бодрствовал ли Ариман, спал, находился в трансе или бился, часть его разума продолжала работать, не позволяя серебру добраться до сердец, спасая ему жизнь.
Он сосредоточился, балансируя каждый уровень и мысленный процесс в разуме. Сердцебиение замедлилось. Азек попробовал кровь на вкус и увидел отдельные молекулы в ее субстанции. Он попробовал дотронуться до серебряных осколков и почувствовал, как разум стекает по ним, словно вода по стеклу. Часть его мыслей стали подобными камню. Кровотечение прекратилось, и серебряные осколки снова остановились.