Черчилль. Биография
Шрифт:
Черчилль призывал Трумэна принять участие в «поисках взаимопонимания» с Россией, прежде чем основная масса англо-американских войск будет выведена из Европы. Это может быть сделано только при личной встрече со Сталиным. «Вопрос достижения договоренностей с Россией, пока наши силы еще в Европе, – говорил Черчилль, – на мой взгляд, затмевает все остальные». Трумэн согласился. Возник план трехсторонней встречи в Потсдаме через два месяца.
Вечером 13 мая Черчилль выступил с радиообращением к британскому народу. «В прошлый четверг, – сказал он, – король предложил мне сформировать национальное правительство на многопартийной основе. Пять лет – большой срок в человеческой жизни, особенно если нет отпуска за безупречную службу. Хотелось бы сказать, что все наши тяготы и невзгоды позади. В таком случае я мог бы с легкостью завершить свои пять
В частных беседах Черчилль говорил, что предвидит «решающий поединок» с Россией за суверенитет и независимость Польши, Чехословакии, Австрии и Югославии. Но теперь, после поражения Германии, он также хотел скорейшего вступления России в войну с Японией, что было обговорено в Ялте. Вернувшись на Даунинг-стрит 14 мая, Колвилл записал в дневнике: «Объем работы, кажется, стал еще больше. Победа не дала передышки. ПМ выглядит усталым, у него, кажется, не хватает энергии справляться с проблемами, которые стоят перед ним».
Черчилль надеялся сохранить правительственную коалицию до победы над Японией. Надежда эта укрепилась 18 мая, когда Эттли пришел к нему и сообщил, что ему удалось убедить лейбористов остаться в коалиции до победы над Японией. Трое лидеров лейбористов, Бевин, Александер и Моррисон, каждый из которых занимал высокий министерский пост с 1940 г., были также расположены сохранить коалицию. Черчилль предложил провести национальный референдум, чтобы проверить, какова по этому вопросу воля народа. Эттли предложил включить в опрос обещание, что правительство сделает все возможное, чтобы реализовать планы по социальному страхованию и полной занятости. Черчилль согласился. Четырехлетний план социальных реформ был разработан по его же просьбе его помощником Бевериджем еще перед Первой мировой войной.
Как в мае 1940-го, так и в мае 1945 г. Лейбористская партия как раз перед принятием политического решения решила провести ежегодную конференцию. В 1940 г. лейбористы, собравшиеся в Борнмуте, отказались работать с Чемберленом, что фактически привело Черчилля к власти. Теперь же у членов партии, собравшихся на этот раз в Блэкпуле, возникло сильное желание попытаться впервые с 1931 г. сформировать первое лейбористское правительство, что означало конец коалиции. Со времени предыдущих всеобщих выборов прошло десять лет. Многие политики-лейбористы, занявшие правительственные посты при Черчилле, набрались опыта и хотели, помимо всего прочего, воплотить в жизнь свои социалистические идеалы. 21 мая Эттли позвонил Черчиллю из Блэкпула, чтобы сообщить эти новости.
Черчилль понял, что теперь ничто не может спасти коалицию. В полдень 23 мая он отправился в Букингемский дворец с тем, чтобы предложить королю свою отставку. Король попросил его сформировать переходное правительство на период проведения выборов и подсчета голосов всех военнослужащих, находящихся за границей. На это потребуется как минимум два месяца. Черчилль согласился остаться премьер-министром и сформировать консервативную администрацию. «Мы должны надеяться на воссоединение, – написал он Бевину, – когда немного улягутся партийные страсти».
Утром 26 мая Черчилль сделал некоторые последние перестановки в кабинете министров, после чего с Клементиной отправился в свой избирательный округ на первое выступление в новой избирательной кампании. Он заявил, что «необходимо сохранить у власти переходное правительство консерваторов, поскольку все, что благотворно сказывается на состоянии Британии и всех классов общества, требует максимальной заботы».
Через два дня он устроил на Даунинг-стрит прощальный банкет уходящему в отставку коалиционному правительству. Когда он произносил прощальную речь, слезы катились по его лицу. «Свет истории будет сиять на ваших шлемах», – сказал он.
В саду собирались члены кабинета, собираясь фотографироваться на память. Пока фотограф устанавливал камеру и выстраивал группу, начался дождь. Черчилль заметил: «Пора скорее заканчивать, иначе мои политические оппоненты скажут, что я специально подстроил все это, чтобы они заболели ревматизмом». Фотографии были сделаны, Черчилль уехал в Букингемский дворец на церемонию целования руки в связи с его переназначением на пост премьер-министра.
Кампания всеобщих выборов началась основательно. Основной темой выступлений Черчилля были опасности, которые несет с собой социализм. Наблюдая, как Советский Союз начинает насаждать свой режим в странах Восточной Европы, он заявил 4 июня по радио: «Ни одно лейбористское правительство не допустит свободного и резкого выражения общественного несогласия. Ему придется прибегнуть к какой-то форме гестапо – разумеется, с очень гуманными целями на начальном этапе. Это пресечет на корню выражение общественного мнения и положит конец любой критике. Вся власть сосредоточится у правящей партии и ее лидеров, возвышающихся над огромной бюрократической машиной государственных служащих – уже, впрочем, не служащих и не государственных. И где тогда окажутся обыкновенные люди, «простые люди», как говорят американцы? Где они окажутся, когда этот могущественный организм сожмет их в своем кулаке?»
Черчилль не только предупреждал, что лейбористское правительство создаст «какую-то форму гестапо». Он утверждал: «Социализм неразделен с тоталитаризмом и поклонением государству; фундаментальные идеи социализма направлены не только против частной собственности, но и против свободы во всех ее формах».
«Гестаповская речь», как ее немедленно окрестили, вызвала мощную волну критики. Сара с одобрением написала отцу, что, если бы она была «думающим» избирателем, речь его заставила бы ее задуматься о совершенно новых чертах социализма, но при этом заметила, что не вполне уверена, что избиратели-лейбористы поймут, почему может произойти то, о чем он говорил. «Социализм во время войны, – написала она, – никому не принес вреда, а многим людям принес только хорошее. Дети в нашей стране никогда не получали такого хорошего и здорового питания, молоко распределялось поровну, богатые вовсе не умирали оттого, что их рацион не превышал рацион бедных, и нет сомнений, что коллективизм и готовность к самопожертвованию были сильнейшими узами, которые нас тогда связывали. Так почему, спросят они, это не принесет такую же пользу в мирное время?» На всякий случай Сара добавила: «Не думай, что я бунтарь!»
В следующем выступлении по радио 13 июня Черчилль подчеркнул конструктивность политики консерватизма и по предложению Сары обратил особое внимание на четырехлетний план коалиционного правительства, разработанный Бевериджем и опубликованный два года назад. Согласно этому плану правительство намеревалось создать систему социального страхования, страхования от несчастных случаев на производстве и систему государственного здравоохранения, которые «сыграют большую роль в жизни и благополучии каждой британской семьи». Он заявил, что консерваторы обеспечат бесплатное молоко всем нуждающимся и всем детям моложе пяти лет. Но тем не менее он все равно чувствует необходимость осудить самым суровым образом насильственно внедряемые в сознание людей фантазии и утопии социалистов. Он также предупредил, повторяя мотивы «гестаповской речи», что если социалистическая система восторжествует, то «естественная периодическая смена партий у власти неизбежно придет к краху, и потому для упрочения абсолютной и неизменяемой системы власти в стране неизбежно понадобится политическая полиция».
Выступление Черчилль завершил рассуждениями о социальной политике, что тоже подсказала ему Сара. Он говорил о программе жилищного строительства, целью которой будет строительство домов для всех. «Для строительства, – сказал он, – будут задействованы все государственные и частные структуры, а все препятствия, будь то искусственное завышение цен, монополии или другие помехи, будут преодолены силой парламента и всей нации». Однако, несмотря на это обещание, речь в целом была принята не очень хорошо. Среди тех, на кого собиралось опираться консервативное большинство, ссылка на политическую полицию кому-то показалась оскорбительной, кому-то даже и нелепой. Кроме того, в обоих выступлениях чувствовалась усталость, и это не прошло незамеченным. «Ни в одном из двух выступлений нет настоящего ПМ, – сказала лорду Моргану одна из сотрудниц Черчилля, Эдит Уотсон. – В них нет огня».